Вячеслав Марченко - Место встречи

— А перед кем, собственно, я должен складываться? И почему шиворот-навыворот? Все очень даже хорошо.

— С тобой не заскучаешь.

«Конечно, — подумал Веригин, — все это, может, и нелепо, но попробуй сунься в чужой монастырь со своим уставом. Тут свои порядки и обычаи», — но перечить Варьке не стал и даже как будто согласился:

— А зачем скучать? Скучать не надо Варвара Веригина. Так прикажете величать?

Варька вздрогнула и, кажется, только теперь поняла, что таинство свершилось и обрело в глазах обывателя, скажем той же Алевтины Павловны и толстомордого бородача, непреложную силу закона, хотя в самом этом свершении и было что-то казенное, скрипучее, словно чиновник размашисто и заученно расписался на их жизни, как на деловой бумаге, предварительно обмакнув перо «86» в фиолетовые чернила.

Цокали по булыжной мостовой копыта, пели и повизгивали рессоры и увозили Варьку из одной жизни в другую, и эта новая жизнь почему-то виделась ей беспокойной, под стать цыганской, и ей стало страшновато и неуютно.

— Андрюша, не покидай меня.

— Ну что ты, что ты, — пробормотал Веригин, отчетливо понимая, что просьба ее невыполнима.

Возле дома он начал было расплачиваться с извозчиками, но бородач легонько отстранил его и, сильно окая, пробасил:

— Не положено жениху. Не положено. Ступайте в дом, а мы тут сами разберемся.

Алевтина Павловна первой юркнула в калитку, распахнула настежь двери, и Варька с Веригиным вступили в комнаты, оглядели друг друга словно впервые и, не таясь, обнялись. Варька сбросила с себя белую наколку, устало опустилась на стул и тихо вымолвила:

— Господи, — и повторила: — Господи, Андрюша, как же это все?

— А вот так. Как-никак, а все-таки вот так, — он видел, что говорит нелепость, но сказать что-то значительное, соответствующее настроению, не было ни сил, ни желания. — Так, значит, и будет.

Алевтина Павловна накрыла стол у себя, зажгла люстру, хотя и без того было светло; заиграл хрусталь, тускло заискрилось серебро, и Веригин с Варькой поняли, что праздник наступил. Их заставили поцеловаться, и они поцеловались, чтобы не лишать других удовольствия, и бородач опять пробасил:

— Вот как хорошо-то… Хорошо-то как. Благочестиво и мудро.

Алевтина Павловна поставила перед Варенькой гномика — «пусть хранит он вашу любовь», — а бородач выложил на тарелку старинный хронометр в темном серебряном корпусе с крышкой, по которой тускло сверкнул золотой ободок — «Любовь, как и служба, требуют точности», — скромно уточнил:

— С «Пересвета».

— Вы что же, служили там? — учтиво спросил Веригин.

— И не только служил, но и присутствовал при последнем сражении, и бог сподобил проводить к вечному порогу командира его, капитана первого ранга Степана Петровича Меньшикова.

— Моего мужа, — потупясь, вставила Алевтина Павловна.

— Да, Алевтина Павловна, и еще раз свидетельствую, что Степан Петрович был человек великой отваги и честности, дай-то каждому из нас такой кончины на благо любезного нам Отечества.

— Вы тоже в прошлом морской офицер?

— Простите, не понял?

— Константин Иоакинфович служил на «Пересвете» корабельным священником, — уточнила Алевтина Павловна.

Такой оборот Варьке очень понравился, и она изумленно спросила:

— Выходит вы — поп?

— Священник, — поправила Алевтина Павловна. — К тому же бывший, дети мои. Бывший священник бывшего императорского флота. Так что с этой стороны, дети мои, вам ничего не грозит. А теперь Константин Иоакинфович преподает словесность.

— И весьма успешно, — пророкотал Константин Иоакинфович, бывший священник бывшего крейсера «Пересвет». — Не надо печалиться, Алевтина Павловна: что было, то и быльем поросло, а российский флот есть и пребудет, так выпьем, хорошие мои, за святое морское братство и воздадим ему должное и ныне, и присно, и во веки веков!

Они выпили и порозовели, тушуясь и не зная, как вести себя дальше. Надо было что-то делать, вернее — говорить, впрочем, разговоры в застолье — это и есть первостатейное дело, но никто из них дела этого не находил, сидели, помалкивали, работая ножами и вилками, и даже казалось, стыдились поглядеть друг на друга. Пользуясь паузой, Константин Иоакинфович откашлялся, помял ладонью бороду, и снова покашлял в кулак, и только потом начал тихим, будничным голосом, словно что-то припоминая или пытаясь вспомнить:

— Господа, — забывшись, сказала Алевтина Павловна. — Блок — это так прекрасно, — и прочитала сама:

и словно уйдя в себя, она повторила: — Как это поразительно: «белое платье пело в луче».

Константин Иоакинфович возвысил голос, стараясь придать ему некую строгость, даже торжественность:

— Нет, — упав на ладони лицом, всхлипнула Алевтина Павловна. — Нет, нет…

Голос у Константина Иоакинфовича стал печален:

Он помолчал, как будто прислушиваясь к отголоскам, которые еще звучали в нем самом. Алевтина Павловна опять всхлипнула.

Варька погладила ее по плечу и сама пригорюнилась:

— Алевтина Павловна, голубушка, не плачьте.

— Да-да, Варенька, я больше не буду. Спасибо вам, хорошие мои, что залетели на наш гаснущий огонек. Пусть будет вам большое счастье. Константин Иоакинфович, давайте споем вместо нашего благословения. Извините уж нас, стариков.

— Мы только что хотели вас об этом просить, — как-то хорошо, в один голос, сказали Варя с Веригиным.

— Весьма и весьма, — согласился Константин Иоакинфович, принял от Веригина гитару, взял первый аккорд и, дождавшись, пока он, затухая, не угас совсем, перебрал струны еще раз и запел:

Алевтина Павловна стала за его спиной и, когда он допел и сделал паузу, начала первой:

Все примолкли, и в комнате осталось звучание только этого грустного романса, пришедшего откуда-то издалека, почти из другого мира, и вдруг Веригин понял, что не ради них стараются Алевтина Павловна с Константином Иоакинфовичем. Глядючи на золото его погон, на кортик, они, наверное, вспоминали себя и другую жизнь, и, быть может, именно в это мгновение им думалось, что эта другая жизнь, утраченная безвозвратно, есть нечто осязаемое, и Веригину вдруг показалось, что все они тут, сидящие за столом, заглянули в прошлое, которое безвозвратно кануло и которое тем не менее еще жило: для Веригина с Варей этим прошлым были Алевтина Павловна с Константином Иоакинфовичем; для Алевтины Павловны с Константином Иоакинфовичем таким прошлым стали Варенька с Веригиным.