Вячеслав Марченко - Место встречи

— Как же, как же — помню. Премилый молодой человек, кажется, из окружения адмирала. Снимайте вашу шинель и проходите в комнату.

«Божий-то одуванчик, надо понимать, в курсе», — подумал Веригин, но Алевтина Павловна, казалось, прочла его потаенные мысли, пропустив вперед, сказала:

— Не удивляйтесь, что я кое-что знаю. У меня часто квартируют офицеры соединения. К тому же я имею честь быть вдовой флотского офицера, к сожалению, как теперь говорят, другой эпохи. Мой муж за Моонзундскую операцию был удостоен георгиевских отличий. Увы, это тоже относится к другой эпохе, поэтому я лишена возможности получать пенсион и вынуждена сдавать комнату. Я не беру на постой армейских офицеров. От них всегда так дурно пахнет казармой и дешевым цветочным одеколоном.

Комната, а вместе с нею и Алевтина Павловна, а может, Алевтина Павловна вместе с комнатой — это уже были тонкости — Веригину понравились: просторная, с двумя окнами комната, простенькие, тонкого рисунка шторки, достаточно широкая кровать, кресло, стулья, обеденный стол, торшер, на стенах — виды Ленинграда, точнее Санкт-Петербурга, свинцовые воды Невы, Адмиралтейство, Петропавловская крепость, Петр Великий. И никаких гераней, фикусов и занавесочек.

— Здесь я не держу личных вещей. Они могут стеснять. Чужие вещи — всего лишь чужие вещи.

— Да, — не очень вежливо согласился Веригин и тотчас же поправился: — То есть, я хотел сказать, что это то, о чем я мечтал… — И опять поправился: — Вернее, моя жена.

— Разумеется. Тогда выполним небольшую формальность, и комната за вами. У вас разрешение морской комендатуры при себе?

«Вот это номер, — огорчился Веригин. — Кто же мне даст такое разрешение?»

— Об этом я как-то не позаботился.

— Ну ничего. Выправите — и вселяйтесь. А то, знаете ли, милиция бывает недовольна. У нас недалеко погранзона. Но оставим формальности и будем считать, что с сегодняшнего дня комната за вами.

— Конечно, конечно, — заторопился Веригин, — не в правилах флотского офицера неразумно спешить, — но Алевтина Павловна на этот раз не обратила внимания. Постоялец, кажется, ей понравился, она даже с грустью подумала: «Мы тоже были такими неумехами в житейских делах. Боже, как давно это было…»

Веригин поспешил откланяться: дело было сделано, хотя если быть точным, то не сделано, а всего лишь начат малый задел, потому что и разрешения военного коменданта нет, и кто знает, приедет ли Варька, а если приедет, то вдруг Алевтине Павловне за каким-то бесом понадобится их свидетельство о браке, ну понадобится не понадобится, это дело десятое, а как ему вообще-то быть с Варькой? В Ленинграде, благословенном Питере, там все как-то само собой получалось, попьют чайку, посидят на диванчике, поглядят друг на друга, то да се, шуры-муры, трали-вали, с тем и до свиданья, а тут она у него в гостях. «Что я с ней буду делать? — с досадой подумал Веригин. — Не жена, да ведь, по сути, и не невеста еще. Ну, целовались, ну там еще что, так это вроде бы и положено, а теперь что?»

Все у него получалось как-то случайно, несерьезно, что ли: случайно познакомились на танцах, случайно Варька позвала к себе, почти случайно подыскал комнату и, опять-таки доверясь случаю, зашел на почту и отбил телеграмму: «Угол подыскал. Скучаю. Целую. Приезд телеграфируй». С почты завернул в закусочную, попросил четыре порции сосисок с тушеной капустой, кружку пива и, медленно жуя и прихлебывая мелкими глотками из кружки, незаметно вернулся мыслями к Варьке. Кажется, зря он связался с этой Алевтиной Павловной, женщина она, может быть, и неплохая, но кто ее знает: начнет совать нос куда не следует. Проще было бы снять номер в гостинице: и мороки меньше, и заботы ни на грош. И тут его словно бы осенило. Телеграмму-то не обязательно вручат Варьке, мало ли кому первому попадет в руки — отцу или матери, а там черным по белому: «Уголок подыскал». «Это что ж получается? — вконец расстроился Веригин. — А то и получается, что это форменное сватовство. Не гостиницу заказал, а подыскал уголок. Эк, паря, хватил». Он торопливо допил пиво, рассчитался с официанткой и вернулся на почту, постучал в окошечко.

— Я тут, видите ли, телеграмму только что отбил.

Телеграфистка узнала Веригина и мило, даже кокетливо улыбнулась: как-никак, а Веригин посвятил ее в свой интим — «уголок подыскал».

— Уже ушла.

— Как ушла?

— Как уходят все телеграммы. Я передала вас вне очереди.

— Весьма признателен, — поблагодарил Веригин, чертыхнувшись про себя. «А, ладно! — отрешенно подумал он, почувствовав себя незадачливым пловцом, которого закружило и понесло течение. — К какому-нибудь берегу вынесет».

Время еще оставалось, а слоняться бесцельно по улицам осточертело, можно было с первой же оказией вернуться на корабль, но возвращаться без Першина было бы опрометчиво, и он скучающим взглядом осмотрел дома на противоположной стороне и, заметив на одном из них вывеску детской библиотеки, понял, что это именно то, где он хотел бы сейчас побывать. «Попрошу-ка я «Приключения барона Мюнхаузена» и почитаю великого враля. Вот-то будет славненько. Милый мир детства, мы уходим из него, а он бредет за нами, неприкаянный, наивный и бесценный».

В библиотеку он зашел робея, разделся, попросил томик — он так и сказал: «томик» — «Приключений барона Мюнхаузена». Библиотекарша, пожилая латышка, бегло глянула на него, но не удивилась, даже как будто сочла просьбу резонной, только поинтересовалась:

— Вам с собою? Тогда…

— Нет, нет, — перебил Веригин. — Я только хочу восстановить кое-что для памяти.

— Как вам угодно.

Библиотекарша долго не возвращалась; скучая, Веригин стоял возле барьерчика, который едва доходил ему до пояса, и сердце у него сладко постукивало. Так хорошо и больно было вспоминать себя в том возрасте, когда он, приподнявшись на цыпочки, чтобы видеть, что делается у библиотекарши на столе, просил что-нибудь про войну. В его время все мальчишки и девчонки читали про сражения, впитывая в плоть и кровь дела и деяния своих отцов.

Вынырнув из-за стеллажей, библиотекарша подала Веригину изрядно потрепанную книжицу в картонном переплете. Она так была захватана руками, что бравый барон, сидящий на ядре, едва проглядывался, а название и вовсе стерлось, углы уже закруглились и мохнатились, словно помпошки на детской шапочке.

— По-моему, это не та, — неуверенно сказал Веригин. Ему казалось, что если «Приключения» и не составляли фолианта, то по крайней мере могли бы выглядеть и повнушительнее. — Возможно, есть не адаптированный текст?

— К сожалению, это та самая.

— Как же так. Ту я читал по крайней мере неделю, а тут и текста-то всего на пять минут.

— Ничем вам помочь не могу. Тогда вы на самом деле читали неделю, а теперь и пяти минут много. Так вам оставить ее?