Антон Горшков - Молодость [Литературно-художественный сборник]

В вагонах повернуться негде. На перроне суетятся не успевшие сесть.

— На крышу! Скорей!

Крыши в одно мгновение заполняются «пассажирами». На одной из крыш уселись комсомольцы — делегаты первой уездной конференции. Смеются, шутят.

— С треском, врежемся в город… на курьерском.

— Да еще в специальном вагоне, вроде, как иностранцы.

Раздался третий звонок.

— Ложись, ребята, поехали!

— Не спеши. «Максим» сперва подумает часок, а потом ножками задрыгает…

Прошло полтора часа после третьего звонка. Паровоз хрипло засвистел и тихо поплелся по знакомому пути.

Ребята разлеглись на крыше. Веснущатое лицо секретаря комсомольского подрайкома Ивана Тесленко задумчиво смотрело на облачное майское небо. Лежавший с ним рядом комсомолец Семен Кривошеев нарушил молчание.

— Ваня, что там про фронт слышно? Говорят, поляки бьются здорово?

— А как же ты думал? Воевать — не орешки щелкать.

— Ваня, а как по-твоему, чья возьмет?

— Чья? Ясно, наша возьмет. Потому, у нас главная сила — сознание. За нас горой встанут польские рабочие и крестьяне. А у них что? Муштровка одна…

Тесленко перевернулся на-бок.

— А ты, Кривошеев, что, сомневаешься, что наша возьмет?

— Ну, нет, Ваня, ты не придирайся к словам. Это я у тебя спросил, как сам в политике хреново разбираюсь.

Поезд остановился на станции Таганрог.

В клубе имени Карла Маркса готовились к конференции. На сцену втащили большой стол и покрыли красной материей. Знамена отсвечивались «золотыми» и «серебряными» буквами. Стены увешаны плакатами и лозунгами.

Председатель оргбюро по созыву первого уездного комсомольского с’езда Емельянов поминутно подходит к столу регистратора, узнавая о количестве прибывших делегатов. Член оргбюро Савченко, большого роста парень, сидя на подоконнике и обложившись кипой бумаг, составляет тезисы для доклада. Руководитель музыкального кружка, кучерявый Задара, шлепает босыми ногами и, держа подмышкой мандолину, нетерпеливо созывает оркестрантов:

— За сцену ребята, за сцену!.. Через полчаса открывается конференция, а мы еще ни разу не репетировали!..

В зале группами сидят прибывшие делегаты. Почти все — с винтовками и сумками через плечо. В задних рядах организуется хор. Савченко вскакивает с подоконника. Захватив бумаги, он бежит в коридор, становится на колени и, положив на стул недописанные тезисы, ожесточенно чиркает карандашом.

Из зала несется:

Савченко, закрыв левое ухо пальцем, продолжает «вымучивать» тезисы. Он чувствует, как кто-то положил ему на плечо руку.

— Николай, пошли. Сейчас открываем конференцию. Прибыла последняя делегация из Матвеева-Кургана.

Савченко вскакивает.

— С тезисами ни черта не получается.

— Брось ты эти тезисы. Без них лучше выйдет…

Савченко рвет тезисы и входит в зал. Голос Емельянова мягко звучит со сцены.

— Первую уездную конференцию коммунистического союза молодежи об’являю открытой…

Делегаты встают и бешено аплодируют. Тесленко влезает на стул.

— Да здравствует пролетарский союз молодежи, здравствует наш первый с'езд!

Задара, бледный от волнения, дрожаще поднимает руки. Три мандолины, четыре балалайки и две гитары грянули «Интернационал».

Делегаты поют. Емельянов опускает вниз влажные глаза.

Емельянов выпрямляется.

— Для ведения с’езда нужно избрать президиум. Какие будут предложения?

— Емельянов!

— Савченко!

— Касьяненко!

— Кривошеев!

Загуторили делегаты. Десятки фамилий полетели на сцену. Полтора часа шли выборы президиума.

Вспотевший Емельянов зачитал список.

— Прошу членов президиума занять места.

Кривошеев с некоторой боязнью поднялся со стула.

— Да иди же, иди — толкает его Тесленко, — привыкать надо…

Председательское место занял Савченко.

— Предлагается следующая повестка дня: текущий момент и задачи комсомола, доклады с мест, отчет городского комитета и выборы укома. Какие будут замечания? Нет. Повестка дня принимается. По первому вопросу слово имеет товарищ Емельянов.

Притаившуюся тишину пронизала горячая речь.

— Наша задача — борьба с экономической разрухой и помощь военному фронту. Польские паны, не считаясь с интересами своих рабочих и крестьян, повели наступление и начали вторгаться в пределы советской Украины. Нужно разбить шляхту и победить разруху. Мы, коммунистическая молодежь, должны отдать этому все силы и нашу энергию, сотнями и тысячами вливаясь в Красную армию…

Задара с открытым ртом наблюдал за движениями Емельянова и, когда услышал последние слова, — да здравствует победа над польскими панами, — заегозил:

— Приготовились… начали… пошли…

Прогремел «туш», сливаясь с гулом аплодисментов и приветственными криками в честь Красной армии.

Савченко терпеливо ждал, пока прекратится шум.

— Кто хочет выступить в прениях?

Кривошеев не понял. Он долго силился вникнуть в суть диковинного для него слова «прения» и нерешительно повернулся к рядом сидевшему члену президиума.

— Слушай, что это за «прения»?

Парень улыбнулся.

— Разве не знаешь? С борщом едят…

Кривошеев покраснел. Парень дружески сказал:

— Мотай на ус, да не забывай. Прения — это когда ребята выступают и говорят в прениях…

Кривошеев был удовлетворен. Ему ужасно захотелось выступить в прениях, но он не решался. Никогда ему не приходилось говорить на собраниях, да еще на таких многолюдных. Долго он сидел, слушая выступавших ребят, а потом решительно поднялся и протиснулся к председателю.

— Товарищи, я хочу сказать в прениях…

— Фамилия?

— Семен Кривошеев… из Матвеева-Кургана…

Председатель об’явил:

— Слово предоставляется товарищу Кривошееву, делегату Матвеево-Курганснского района.

Кривошеев почувствовал, как у него задрожали колени, а язык будто присох. Он весь вытянулся, схватился левой рукой за стол.

— Поляки думают нас завоевать, — начал он, еще крепче хватаясь за угол стола, как будто в этом находил поддержку для продолжения своей речи. — Но мы этого не допустим… Мы должны, как комсомол, все пойти на фронт. Я об’являюсь добровольцем, чтобы юные коммунисты, как делегаты, тоже записались в Красную армию…

Кривошееву не дали договорить. Он стоял на сцене, оглушаемый бодрыми рукоплесканиями, звонкими голосами, и ему казалось, что весь зал превратился в кипящий котел, который вот-вот разорвется от сильного нагрева.

Сквозь шум пронесся голос: