Георгий Шолохов-Синявский - Далекие огни

«Действуйте крайне осторожно, по своему усмотрению. Требования рабочих могут быть удовлетворены лишь в том случае, если существует опасность распространения стачки по всей дороге и вооруженного выступления».

Но как же узнать, существует ли такая опасность? Не думает ли министр, что несколько сот жандармов, расставленных по всем станциям линии, — это достаточно надежный барометр для определения политической погоды?

Хорошо, он, Штригер-Буйновский, будет действовать по своему усмотрению. Рабочие и служащие еще верят ему: он это знает. Разве он не выполнял своих обещаний? Искусно выделял нужных людей, поощрял их премиями; предпраздничные денежные выплаты стали на его дороге системой. Теперь он сможет сократить жалованье одним и прибавить другим, наиболее неспокойным или особо необходимым дороге людям. Во многих депо были десятки машинистов и их помощников, которых начальник дороги лично поощрял каждый год.

Найдутся и такие, кого можно перевести за какие-нибудь упущения в низшие разряды или совсем уволить. Эту пертурбацию при образцовой работе административной машины сделать нетрудно. Ловкой механикой перемещений, увольнений, снижений и повышений управление дороги не раз добивалось успокоения. Это называлось «периодическим причесыванием штатов».

Разве имя начальника дороги в управлении, в канцеляриях служб на линии не окружено прямо-таки сиянием? Правда, этого он добился немалой благотворительной деятельностью, не раз отмечавшейся в приказах по линии. Ведь это по его инициативе начали строить две железнодорожные больницы, пять двухклассных училищ, два санатория для служащих дороги. Разве не он открыл некоторый кредит железнодорожному обществу потребителей, поощрял строительство новых магазинов и лавок? Об этом знали на линии все, потому что приказы о деятельности начальника дороги вывешивались всюду — в вагонах, на заборах захолустных полустанков… Портреты Августа Эдуардовича в тяжелых рамах тоже висели всюду — в дежурных кондукторских и паровозных бригад, в станционных помещениях, во всех канцеляриях. Всюду можно было видеть важное толстое лицо с обвисшими мешками щек, остроугольную бородку.

…На станции Подгорск все было готово к встрече начальника дороги. Правда, забастовка не позволяла провести эту встречу с соблюдением всех церемоний. На перроне собрались только начальники участков служб, их помощники и несколько жандармов во главе с Дубинским. Никаких торжеств не устраивалось, — все считали обстановку не совсем удобной для этого.

Как только поезд подошел, начальники гурьбой устремились к салон-вагону. Впереди всех, по обыкновению, размашисто шагали Ясенский, Мефодий Федорович и Дубинский.

Жандармский ротмистр был, как всегда, подтянут и выглядел щеголеватее всех. Чтобы не показывать следов своего вчерашнего позора, он даже отказался от повязки. Лицо его было обклеено полосками пластыря, обильно припудрено. Духами от ротмистра пахло так сильно, что Мефодий Федорович, противник всяких туалетных тонкостей, поминутно фыркал и морщился.

Секретарь Штригер-Буйновского пригласил начальников в салон.

Август Эдуардович сидел все в той же небрежной и ленивой позе, мундир его был расстегнут. Недовольно покряхтывая, он поздоровался с каждым начальником в отдельности за руку, а Ясенского даже легонько обнял. И все сразу расценили это как знак особенного расположения к Ясенскому.

Август Эдуардович обвел начальников брюзгливо-грустным, укоризненным взглядом.

— Что же это вы, господа, вздумали ссориться с рабочими? Э? Один из лучших участков, и вдруг…

— Несмотря на все старания, ваше превосходительство… — начал было Мефодий Федорович, но начальник дороги махнул рукой.

— Знаю, знаю о ваших стараниях… Доложите кто-нибудь один о состоянии участка.

Мефодий Федорович витиевато и пространно, скучным канцелярским языком рассказал о событиях. Август Эдуардович слушал, капризно отставив нижнюю толстую губу.

— Вы скажите, вызывали к себе наиболее исполнительных и аккуратных машинистов? — спросил он, когда Шатунов замолчал. — Каждого в отдельности? Разговаривали с ними? Э? Голубчик, кто же у вас будет ездить на паровозах? И сегодня же? Кто?

Шатунов недоуменно пожал плечами.

— Я сейчас хочу разговаривать с представителями рабочих. Готовы они у вас? — Штригер-Буйновский решительно встал с кресла. — Почему не подготовили делегацию? Позовите мне немедленно представителей.

— Они прибудут через час, — ответил Ясенский, имея в виду вызванных с линии Полуянова, Чарвинского и других.

— Вам, ротмистр, — обратился начальник дороги к Дубинскому, — сегодня утром передано полковником распоряжение освободить арестованных. Освободили вы их?

Дубинский встал, придерживая шашку, почтительно, но с достоинством ответил:

— За исключением арестованных вчера и участвовавших в насилии над властями — все освобождены.

— Всех, всех освободите… Как это случилось, что вы вместо главных зачинщиков арестовали лучших наших машинистов?

Дубинский замялся.

— Извините, обстоятельства. Освободить всех, к сожалению, не мог…

Начальник дороги нахмурился. Крупная голова ушла в широкие плечи, толстый затылок побагровел.

— Почему не могли, ротмистр? Арестованные — мои служащие.

— Но я должен… — стукнув каблуками, вытянулся Дубинский.

— Что вы должны, ротмистр? — нетерпеливо морщась, спросил Август Эдуардович. — Помимо жандармского управления, сейчас вы подчиняетесь и мне, имеющему особые полномочия. И потрудитесь следовать моим указаниям.

— Я к вашим услугам, — щелкнул каблуками Дубинский.

— Имейте в виду, ротмистр, нам нужен определенный эффект, — более мягко добавил начальник дороги. — Арестованных, конечно, не зачинщиков, нужно освободить немедленно, а потом, когда буря утихнет, мы вернем их вам. Но где же представители? — вновь забеспокоился Август Эдуардович.

Начальники засуетились, секретари забегали по салон-вагону.

…Первыми явились к начальнику дороги члены стачечного комитета. Это были Устиныч, Мокеич, Синебрюхов и еще двое рабочих службы пути. Ясенский и Дубинский хотели их задержать и не пустить к Штригер-Буйновскому, но это им не удалось. При виде своего помощника в столь неожиданной роли Ясенский чуть не вскрикнул от изумления.

— Ну, что я вам говорил? Борис Сергеевич приготовил нам сюрприз, — толкнув Ясенского локтем, прошептал Шатунов.

Синебрюхов насмешливо посмотрел на Ясенского, еле заметно поклонился.

Чтобы смягчить неловкость положения, Ясенский, натянуто улыбаясь, сказал:

— Надеюсь, Борис Сергеевич, в вашем лице мы будем иметь достойного посредника в переговорах с рабочими.