Зигмунд Скуиньш - Внуки Колумба

Дверь открыла ее мать.

— Добрый вечер! — Липст, краснея, снял кепку. — Простите, Юдите дома?

Если учесть, что Юдите уже кричала из кухни «пройди в комнату и подожди», вопрос Липста мог показаться глуповатым, однако ничего более умного ему не пришло в голову.

— Раздевайтесь, — предложила пожилая дама.

У нее всегда был недовольный вид, и она всегда курила, нервно стряхивая пепел с вымазанной губной помадой сигареты. Ни капли сходства с Юдите! В присутствии матери Липст всегда чувствовал себя как на вертеле. Больше всего выбивал из колеи взгляд этой женщины. Казалось, она никогда не замечала Липста. Даже когда смотрела в упор.

— Как тепло у вас, — помолчав, заметил Липст.

Ради приличия надо было что-то сказать. Он положил сверток на пол и не спеша расстегнул пальто.

Мать Юдите ничего не ответила, но Липст сразу почувствовал что-то неладное. Пожилая дама не сводила с него взгляда, в котором сквозил ужас.

Липст отвернулся и долго возился у вешалки, пока повесил пальто. Потом их взгляды опять встретились. Она по-прежнему смотрела так, будто хотела загипнотизировать Липста. Глубокие складки вспучили тщательно запудренный лоб, щеки постепенно приобрели зеленоватый оттенок.

Липст смущенно улыбнулся и, не зная, как быть дальше, посмотрел на себя в зеркало. О боже! Ведь он в карнавальном костюме! Короткие штанишки школьника и ярко-зеленая фланелевая блуза. Вязаные чулки обтягивали длинные мускулистые ноги, вместо галстука болталась похожая на огурец шелковая кисточка. В замешательстве он совсем забыл про это. Бедная женщина, все-таки у нее были стальные нервы!

— Извините! — пробормотал Липст. — Это костюм для карнавала. Я думал, Юдите вам…

Из ее уст вместе с серым клубом дыма вырвался звук, похожий на стон.

— Какая приятная неожиданность! Очевидно, Юдите забыла сказать, где она встречает Новый год, — женщина резко повернулась и исчезла.

— Почему ты стоишь в передней? — крикнула из кухни Юдите. — Пойди сядь на диван. Я сейчас!

Юдите влетела словно порыв ветра. Волосы заколоты на затылке, вся она благоухает свежестью, водой и мылом. На Юдите только черная кружевная комбинация.

Окинув Липста быстрым взглядом, она с веселым криком бросилась ему на шею.

— У тебя блестящий вид! — восторженно шептала она. — Ах ты мой школьник! Шалун мой маленький!

Тут же, за полуприкрытой дверью, шаркали шлепанцы матери. Не успев очухаться от предыдущего конфуза, Липст теперь окончательно смутился и вырывался из рук неодетой Юдите, но вышло почему-то так, что он прижался к ней еще сильнее. У него вдруг заложило уши, словно он вошел в цех, где клепали стальные корпуса кораблей. Этот грохот исходил из самого Липста, из его груди, которая прильнула к Юдите так крепко, что ощущала биение ее сердца. Липст теперь уже не прислушивался к шагам в соседней комнате. Он был глух ко всему. Юдите не отстранялась. Прижавшись подбородком к плечу Липста, она смотрела ему в глаза и молча улыбалась.

— Липст, — шепнула она, — уже много времени. Нам пора идти.

— Да, нам пора.

— Липст, ну, слышишь?

— Да. Я слышу.

Липст медленно разжал руки. Юдите, все еще улыбаясь, посмотрела на дверь и небрежно захлопнула ее.

— Липст, — сказала она, — ты озорник. А теперь не смотри. Мне надо надеть чулки.

— У тебя красивые ноги.

— Правда?

— У тебя красивые ноги. И руки красивые. И нос красивый.

— Ах ты! — Юдите взяла Липста за ухо. — А смотреть все равно не смей. Послушай, как у меня стучит сердце.

— Пусть стучит, — сказал Липст. — У тебя красивое сердце.

— Сердце не может быть красивым. Сердце может быть только хорошее или плохое.

— У тебя красивое сердце.

— Нет, Липст, ты не знаешь. У меня сердце не красивое. У меня плохое сердце. Совсем, совсем противное.

Они спорили, смеялись и дурачились, пока, наконец, их взгляд не упал на часы.

Липст подошел к окну. Отсюда поверх черных верхушек деревьев открывался вид на сверкающий огнями порт. Освещенные прожекторами вышки подъемных кранов торчали из темноты, как башни сказочного города.

Юдите спешно заканчивала туалет.

— Ну, теперь можешь смотреть, — сказала она, церемонно выходя на середину комнаты. — Тебе нравится?

— Даже чересчур! Когда ты так шикарна одета, я немного побаиваюсь тебя.

— Мужчина должен быть смелым.

— Я буду смелым. Сколько стоит это платье?

— Дорого. К сожалению, оно не мое. Ради тебя я одолжила его на сегодняшний вечер.

Липст прикоснулся к пышной, собранной в талии юбке.

— Это рококо? — спросил он. — Как называется такой костюм? А ля Мари Антуанетта?

— Липст! — Юдите схватилась за голову. — Ты абсолютно ничего не смыслишь в этих вещах. Это не костюм, а модное вечернее платье. В нем есть что-то от Кристиана Диора.

— От Кристиана Диора? Что? Я не хочу, чтобы у тебя было что-нибудь от Кристиана Диора.

— Так называется ателье мод в Париже. Сам Диор давным-давно умер.

— Его счастье.

— Если бы мы шли не на фабрику, а в хороший ресторан, я еще надела бы длинные перчатки. — Юдите осторожно достала из ящика тончайшие перчатки и прижала к щеке. — А сегодня не хочется. Какой-нибудь дурак еще станет смеяться.

— Мы идем не на фабрику, — сказал Липст. — Мы идем в заводской клуб. Ты можешь смело надевать эти перчатки.

— А ты хочешь?

— Я хочу всего, чего хочешь ты.

— Ладно, — сказала Юдите. — Тогда я надену.

И, присев в глубоком реверансе, добавила:

— А ля Мари Антуанетта идет в заводской клуб. Пошли, мой Людовик. Подай руку своей королеве!

Липст взял Юдите за руку.

— Пошли, — сказал он. Липст хотя и улыбался, но голос его звучал серьезно. Мысленно он уже знакомил Юдите с Казисом, Робисом, Ией и Вией. Он много раз думал об этой минуте. Теперь она приближалась.

Протолкавшись через толпу, они выбрались на середину пестро разукрашенного зала и закружились в вальсе. Заводские художники превратили потолок и стены в необозримые космические просторы. Каждая пара этой танцующей галактики вращалась словно планета — сама по себе и все вместе по круговой орбите. С балкона в зал летели зеленые, красные и желтые кометы серпантина, космическая пыль цветного конфетти.

Липст страшно волновался, хотя и старался изо всех сил остаться спокойным.

Началось с гардероба, где бородатая Розите многозначительно пропела:

— А-а-а…

— Добрый вечер, Розите! — небрежно бросил Липст, сделав вид, будто пропустил мимо ушей воркование престарелой сирены. И все же от смущения он выронил из рук кепку и забыл помочь Юдите снять пальто.

Танцуя, Липст проделывал каждое па с особой тщательностью. Он вел Юдите так бережно, словно малейший толчок мог стоить ей жизни. Липсту казалось, что все взоры устремлены только на них. Точнее — на Юдите. Это предположение наполняло Липста гордостью, но вместе с тем сковывало. Ему стало жарко, на лбу выступил пот. Они стукались коленями, и Липст наступил Юдите на ногу.