Георгий Марчик - Субботним вечером в кругу друзей

— Почему же нельзя? — сказала директор. — Можно. Минутку. — Она нажала кнопку селектора и попросила какую-то Раю принести то, что требовалось.

— И часто к вам заходят мои коллеги? — обретая уверенность и даже значительность, спросил Гуськов, чтобы как-то заполнить паузу.

— Если бы только ваши, — вздохнув, сказала директор. — Судите сами. Приходит лифтнадзор — дай! И попробуй откажи. В одну минуту остановят грузовые лифты. На технический осмотр или ремонт. Я даю. Потом — пожнадзор.

— Кто? — не понял Гуськов.

— Пожарный надзор. Тоже дай! Я даю. Иначе штраф за нарушение противопожарных правил. К чему-нибудь да придерутся. Потом санэпидстанция — дай! Я даю. А как не дать? Поймают таракана — все, конец торговле. Потом пожалует кто-нибудь из инспекции орготдела по торговле. Дай! Потом гость из КРУ, из инспекции по качеству, инспекции по ассортименту, из ОБХСС, ветслужбы, банка, народного контроля… И так далее. Вот и считайте, если с каждым поговорить хоть пять минут, некогда будет работать.

— А документы вы проверяете? — заинтересованно спросил Гуськов.

— Боже упаси! — усмехнулась директор и удивленно посмотрела на Гуськова. — Одних знаю, других и так видно. По Сеньке, как говорится, и шапка.

В этот момент принесли колбасу Гуськову. Он рассчитался, сдержанно, не теряя достоинства, поблагодарил директоршу и откланялся.

Больше он в очередях не стоял. Урок пошел впрок. Веско сказанные слова «я из инспекции горотдела» (или «я из горотдела») обладали удивительной, волшебной силой. Впрочем, скромный инспектор архивного отдела Гуськов на всякий случай вначале просовывал в дверь свою голову с шапкой. Это действовало наверняка.

Я редко бываю на банкетах.

Редко приглашают.

А тут, знаете ли, повезло.

Совершенно случайно я шел мимо ресторана и вдруг увидел у входа одного знакомого — Шарова. Не дальнего и не близкого. И не сказать даже, чтобы мы очень уважали друг друга. Так… Здравствуйте — до свиданья. А тут увидел он меня. Бросился, как к близкому родственнику. Пойдем в ресторан, говорит. Отметим встречу. Я даже растерялся. Вы, говорю, случайно не ошиблись? Я ведь Чуркин из технического отдела. Может, вы меня с кем-то путаете? Вот уж никак не ожидал от вас такой чистосердечной радости.

А он действительно чуть с ума не сходит. Обнимает меня, гладит, прямо рассыпается райскими улыбочками. «Что вы, что вы, — говорит, — дорогой Петр Николаевич. Как же можно ошибаться? Я о вас сегодня целый день вспоминал».

Я человек земной, в телепатию не верю. Здесь что-то не то, думаю. Что-то ему от меня, шельме, надо.

А он меня обнял этаким бесом за плечи и легонько подталкивает к двери ресторана.

Куда, думаю, он меня подталкивает? И главное — зачем? Нет, думаю, голубчик, ты меня не обжулишь. Небось рассчитаться не хватило. Знаем мы эти штучки. Денег у меня на всякий случай ни копья. Так что придется тебе довольствоваться одними искренними соболезнованиями.

А сам иду. Дай, думаю, посмотрю до конца, какой авантюрист этот Шаров. И даже, признаюсь, как-то сладостно мне стало от предчувствия его позора.

Заходим в вестибюль. Я для виду немного упираюсь ногами. Сопротивляюсь. Намекаю на свои стесненные обстоятельства.

А он, шельма, заливается, как счастливый младенец, тихим смехом.

«Ничего, говорит, сегодня это не имеет никакого значения. Вы мой гость — и я вас от всей своей хлебосольной души угощаю. Я даже, если хотите знать, сейчас дам персональный банкет в вашу честь. А почему бы и нет? Вы честный, порядочный человек. Не лезете на глаза начальству, скромно делаете свое дело».

Он что, спятил, думаю, или хватил лишнего? Да нет, не похоже. Запаха нет. Однако же ловок, ничего не скажешь. Определенно ему от меня что-то надо. Вот так, чтобы ни с того ни с сего закатить в мою честь банкет — нет, Шаров на это не пойдет. Не тот человек. Он с нашим братом и здоровается как-то вскользь, словно бы нехотя. А тут вдруг расцвел этаким розаном.

А сам — поскольку обстановка немного прояснилась — перестал сопротивляться. Иду свободной развинченной походкой и даже свысока гляжу, словно я только тем и занимаюсь, что каждый день по ресторанам шастаю. И за другими замечал: стоит кому зайти в ресторан, как его словно подменили — нос кверху, глядит маркизом.

Подходим к одному столику. Батюшки, чего там только на этом столе не было. Я сел и тихо улыбаюсь от избытка чувств, а Шаров влюбленно — как жених на невесту — на меня смотрит и спрашивает: «Нравится? Ешьте, пейте — все ваше. И за все, имейте в виду, уже уплачено».

Ну не чудеса ли? А раз уплачено — чего же стесняться?

Стали мы пить, есть. Говорим на разные отвлеченные темы. Дискутируем. Тосты поднимаем. Прекрасный это все-таки обычай — поднимать тосты. Вот бы на собраниях так говорить друг о друге.

Я, конечно, держу в уме вопрос, почему вдруг он меня ни с того ни с сего пригласил, не упускаю из вида. Но деликатно молчу, надеюсь, что постепенно все само по себе разъяснится. Да и потом, разве это главное. Уж если вы за столом — ешьте и пейте и ни о чем не думайте.

А вокруг нас так и вьется официант. То подольет в рюмки, то принесет чего, то тарелку заменит. С меня пылинки сдувает.

— Кушайте, — говорит, — профессор… А то очень уж вы заморенный. Устали небось от своего чрезмерного образования…

Это я-то профессор? Но молчу.

Пьем мы, закусываем, тосты произносим. И такая меня благодарность взяла, что дай, думаю, открою глаза Шарову на кое-что.

— Вас, говорю, не любят в коллективе, не уважают. Интриган, говорят. Вы уж извините. И я так думал до сегодняшнего вечера. Считают вас ловкачом. Делягой… И шельмой. Да-да, шельмой…

Побледнел Шаров. Натянуто улыбается. Ну а я режу правду-матку. Все вспомнил в порыве душевной благодарности. Вижу — не очень это ему по вкусу. Кривится, но терпит. Дальше — больше.

— Говорят, вы долги не отдаете. И сплетник к тому же. А кандидатскую за вас жена написала… Верно?

Наконец не выдержал он:

— Вот уж и впрямь, посади свинью за стол, она и ноги на стол.

— Извините, — говорю. — Кого вы имеете в виду? Не меня ли случайно? Так вы меня сами, по своей воле сюда пригласили.

— А что мне было делать? — говорит и в упор на меня смотрит своими наглыми глазами. — Не пропадать же добру. Я ведь не вас ждал, если хотите знать, а профессора. Да только он не пришел по неизвестной причине.

— Нехорошо вы поступили, — обиделся я. — Я, можно сказать, от всей души старался, от всего сердца. Хотел помочь вам…

— Ладно, — говорит. — Вижу. Помогли? Выпили, закусили? Теперь идите. Идите-идите. Благодетель…

Некоторым везет. Макаркину не везло. Невеста была тише воды ниже травы, а едва расписались, сразу предъявила претензию: подай ей, видите ли, кооперативную квартиру. А где он ее возьмет?