Иван Уксусов - Голодная степь

— Но почему ты, действительно, не позвонил сюда?

— Дмитриевский и Скуратов могли дать команду: домой! А мы с Шакиром думаем иначе. Можно там остаться и пустить завод в срок.

— Что же вы придумали? Выкладывай.

— Не буду, Курилов. Вернусь от директора, тогда. Расскажу, что говорил я, что отвечали они. Достовернее получится.

— Может, сходить пока к Луке Родионовичу, посоветоваться с ним?

— Он сейчас на оперативке у директора.

— Ты социалистическое соревнование организуй там. Вас трое и шестеро слесарей, разбей всех на три пары, каждой дай машину, и дело пошло…

Горбушин усмехнулся:

— Во-первых, дают нам только трех слесарей… Во-вторых, какое там соревнование, если раздробить маленькую бригаду на три части?

— Ты чего-то недопонимаешь в социалистическом соревновании, Горбушин. В чем его сила? В психологии, с начала и до конца в психологии. Настоящее соревнование — это то же состязание на олимпийском поле: кто кого обгонит, обыграет. Борьба чувств, ума, опыта…

Вошел друг и тезка Горбушина Никита Степанов, тоже шеф-монтер. Они вместе работали на сборке, два Никиты и Шакир, и одновременно были переведены в цех внешнего монтажа для работы шеф-монтерами.

Степанов забросал друга вопросами:

— Так скоро? А где Шакир? Или коза?..

— Еще какая!

— Значит, плотно сели?

— Не говори.

Степанов опустился на стул напротив Горбушина, прямо глядя ему в лицо, — ждал подробного рассказа о ЧП. Они очень дорожили опытом друг друга и каждый серьезный недостаток на сборке разбирали по косточкам, обычно в комитете комсомола, где Курилов принимал живейшее участие в разговоре.

Степанов недавно вернулся из Афганистана. Желая Горбушина успокоить, он рассказал о своем ЧП вдали от завода, вдали от Советского Союза… Те трудности с голодностепскими действительно в сравнение не шли…

Правительство Афганистана попросило Советское государство помочь афганцам проложить шоссейную дорогу из одной долины в другую через горный перевал: такая дорога была бы намного короче существующей уже тысячелетия и самым радикальным образом улучшила бы экономику большого края.

«Русскому дизелю» было предписано отправить в Афганистан машины и мастеров для их сборки. Конечно, ничего такого, что предусматривается у нас техническими условиями, облегчающими труд, предохраняющими машины от скорого износа, в Афганистане ленинградцы не увидели. Более того, самим шеф-монтерам пришлось взять в руки отбойные молотки и лопаты, в горах, под знойным солнцем делать фундаменты, а потом разбирать и собирать машины под открытым небом, со страхом ожидая, что налетят пылевые бури, выведут механизмы из строя; сами, без местных машинистов, давали работающим на дороге афганцам свет и электроэнергию для тяжелейших скальных работ. Даже у опытных шеф-монтеров — а были посланы именно лучшие мастера сборки и их помощники — возникало опасение: смогут ли дизели и генераторы работать длительное время в таких трудных для них условиях да еще в предельно напряженном ритме? Машины смогли. Выхлопные клапаны круглосуточно стучали, — бах-бах-бах-бах-бах! — далеко раскатываясь в горах веселым эхом.

Отличная трасса среди высоких гор была пробита наилучшим образом. Фотоснимки новой афганской дороги, построенной с помощью Советского Союза, появились во многих журналах и газетах. Афганцы с теплыми чувствами провожали советских рабочих, потрудившихся в их стране без малого два договорных срока.

Горбушин слушал, поглядывая на часы. Этот случай не мог ему служить примером или утешением. Он работает не за границей, самолюбие и заводоуправление не позволят ему ковыряться в Голодной степи два срока. Впрочем, сейчас все решится.

Он не стал ждать в приемной, когда его вызовет Николай Дмитриевич, попросил секретаршу доложить директору о приходе бригадира Горбушина и, едва дверь, обитая черной клеенкой, закрылась за женщиной, вспомнил задыхающийся голос Скуратова и приказал себе быть начеку.

— Войдите! — появилась секретарша с пачкой бумаг в руке.

В кабинете увидел четверых. В глубоком кресле коричневой кожи почти утонул Скуратов, поблескивали его острые глаза за стеклами пенсне; напротив него, тоже в кресле, но на самом краю его, кажется из опасения утонуть, сидел ссутулившийся секретарь парткома с висячими, как у запорожца, усами — инженер Лука Родионович Боков; а за дивно сохранившимся длинным и широким письменным столом орехового дерева, какие теперь не делают даже для министерских кабинетов, — еще Нобель сиживал за ним и здесь же подписал с Дизелем купчую, согласно которой керосиновая машина и патент на ее изобретение навечно передавались заводу, — сидел директор «Русского дизеля» Николай Алексеевич Дмитриевский, человек с округлым, болезненного вида лицом. У стены стояла Гавриловская.

Директор жестом пригласил Горбушина сесть, затем негромко, спокойно заговорил:

— Николай Дмитриевич объяснил нам причину вашего возвращения на завод. Хлопкозавод не выполнил своих обязательств… Вы можете объяснить, почему?

Горбушин пружинисто, по армейской привычке, вскочил:

— Могу!

— Вы сидите…

— Николай Алексеевич, — вмешался секретарь парткома, накручивая на палец ус, — может быть, Горбушин прежде введет нас в курс дела?

— Это одно и то же. Пожалуйста, товарищ Горбушин.

— На голодностепской ДЭС пока существуют лишь голые стены с двенадцатью незастекленными окнами, незастекленной крышей и черным полом. Нет подъемного крана, и еще не проложены для него рельсы на стенах. Нет электрического света. Ничего там нет, кроме голых стен. И на одном из трех фундаментов отверстия для анкерных болтов осуществлены с серьезным отклонением от нормы, поэтому я предложил фундамент сломать и построить новый.

— Хо!.. — громко изумился Скуратов и сделал попытку выпрямиться в кресле, но это ему не удалось.

Директор не отводил взгляда от Горбушина.

— Чем же объясняют отставание руководители завода?

— В Голодной степи из года в год не хватает людей для работы в сельском хозяйстве, на предприятиях, в учреждениях.

— Большая текучесть рабочей силы?

— О текучести не слыхал, Елена Тимофеевна. Там быстро осваивают новые земельные площади для посева хлопчатника, раньше, чем успевает подъехать необходимое количество новых поселенцев. Рабочим к основным ставкам начисляют еще доплату за освоение целины, и все-таки людей туда пока что переселяется недостаточно.

Боков, перестав накручивать свой запорожский ус, поднялся:

— Из местных крестьян разве не пополняются ряды рабочего класса?

— Этот вопрос я задал директору хлопкозавода… В республике есть колхозы-миллионеры, а па хлопкозаводах люди зарабатывают значительно меньше, поэтому желающих переменить труд хлопковода на труд рабочего немного. Колхозник буквально заваливает свой дом продуктами. На орошенных землях все родится крупно, обильно… Для примера приведу один факт. Позавчера наш шеф-монтер Курмаев принес с базара арбуз весом на двадцать четыре килограмма, и притом необыкновенно сладкий.