Иван Уксусов - Голодная степь

— Директор ставит нам ультиматум. Но я тоже повторяю ранее сказанное: получить переходящее знамя республики — честь хлопкоробам, пустить завод без опоздания — честь рабочим. Но с нынешней администрацией мы завод в положенное время не пустим. Джабаров двадцать лет работал водопроводчиком, он и теперь ходит по заводу с цепным ключом, как холодный сапожник с лапой, но душу рабочего не видит, не понимает. Какая душа у рабочего? Скажи ему, что это надо сделать, докажи ему, что это надо обязательно сделать, и он сделает. Директор так разговаривать с людьми не умеет!

Горбушин хотел выступить и ждал удобного случая. Поняв, что такой момент подошел, он попросил у Бекбулатова слова, получил его и поднялся.

— За качественный монтаж ваших машин и их пуск в эксплуатацию отвечаю я. Прошу выслушать меня со всем вниманием. Я приведу цифры. Три шеф-монтера и шесть приданных им в помощь слесарей уже должны были бы работать восемь дней; впрочем, вчерашний и сегодняшний день не потеряны, я их не считаю. Значит, шестью девять — пятьдесят четыре… Столько рабочих дней пропущено. Каким энтузиазмом можно их вернуть, товарищ Айтматов? Вместо шести слесарей по договору хлопкозавод смог нам дать только трех товарищей. Значит, в течение восьмидесяти шести рабочих дней мы ежедневно недополучим трех человек, — восемьдесят шесть множим на три и получаем… — Горбушин заглянул в записную книжку, держа ее перед собой, — еще двести пятьдесят восемь человеко-дней, которые также будут потеряны. Дальше. К работе мы приступаем с талями и домкратами, а не с подъемным краном, и неизвестно, когда он придет на завод и будет смонтирован. Я привел вам факты, а выводы сделайте сами. Доводы директора хлопкозавода Джабарова и его товарищей я считаю единственно правильными.

Горбушину не возразили.

— Ваше предложение? — после тяжелой паузы обратился к нему Бекбулатов.

— Оно указано в письме. Мы, шесть сборщиков, будем работать по двенадцать часов ежедневно месяца полтора-два. Кроме того, десять, пятнадцать, двадцать человек — это на ваше усмотрение — временных рабочих необходимо ставить на ДЭС срочно, дорог каждый час. Я разговаривал с товарищем Нурзалиевым: если колхозники придут на завод, он поставит их на строительные работы, а на ДЭС — специалистов, и они застеклят крышу, окна, проложат подкрановые пути, словом, сделают все необходимое. Я уполномочен дирекцией своего завода сказать вам, что, если изложенное в нашем письме предложение не будет вами принято, «Русский дизель» не сможет в плановый срок пустить хлопкозавод в эксплуатацию.

Айтматов, кажется, сдался. Отвернувшись к открытому окну, молча смотрел в него. Бекбулатов сказал Джабарову:

— Дилдабай Орунбаевич прав, критикуя вас за непродуманность. На самом деле, как можно сердце завода строить в последнюю очередь? Я понимаю, что завод строите не вы, но вы его директор и могли бы прийти к нам со своими претензиями к строителям.

— Снимайте меня, Джура Каюмович, если не справляюсь с работой. — «Не» у Джабарова прозвучало оглушительно, как «нэ». — У меня нет высшего образования, оно есть у Кима, поэтому Нурзалиев чаще советовался с ним, не со мной. А Ким считал: амбары надо ставить в первую очередь, потом производственные корпуса, а значит, и станцию.

И зачастил Григорий Иванович Ким. Его быстрые, легкие слова словно катились:

— Ты верно сказал, Джабаров, но прав все-таки я. Сравнение станции с собачьей будкой звучит, конечно, оригинально, но логика у товарища Айтматова хромает. Мы в ближайшие недели примем громадные массы пахты. Где будем ее складывать, Дилдабай Орунбаевич?

— В бунтах, которые можно накрыть брезентами!

— Но бунты служат вспомогательными средствами, главными являются амбары, где хлопок меньше подвергается влиянию атмосферы и, следовательно, меньше согревается, о чем мы не должны забывать… Партия сколько просит хлопкоробов и нас, заводских, бороться за максимальную его сохранность? Так о чем спор?

— Есть о чем спорить, — поднялся и Джабаров. — Ну хорошо: хлопок будет лежать в амбарах, там ему лучше, чем в бунтах. Но завод будет стоять?.. А хлопок станут ждать на текстильных предприятиях? Что получается? У тебя, главный инженер, логики много!..

Старый Рахимбаев, член бюро райкома, сидел, длинно вытянув ноги, полузакрыв глаза, и можно было подумать, что он дремлет, кипящие страсти вне его внимания. Но вдруг он убежденно сказал Бекбулатову:

— Нужны люди. Пятнадцать человек. Без них дела нет.

— Тогда, Нариман-ака, — так быстро повернулся к нему Бекбулатов, что остро сверкнули его очки в золотистой оправе, — вы будете инспектором райкома партии на этой стройке… И переходите туда работать, на монтаже станков управятся без вас. Вы сколько лет слесарите?

— Сорок пять.

— Вы, товарищ Горбушин?

— В общей сложности семь лет.

— Вот видите, с каким опытом придет к вам мастер!

— Спасибо… — сдержанно ответил Горбушин.

Секретарю возразили одновременно Нурзалиев и Айтматов, земляки, как говорил иногда Нурзалиев, — оба из древнего киргизского города Таласа. Нурзалиев стал просить Бекбулатова не отнимать у него бригадира монтажников: без Рахимбаева, гляди, люди под занавес напортачат. Айтматов же хотел теперь заняться заводом вплотную, и прежде всего станцией, поэтому и предложил Рахимбаева на ДЭС не переводить.

Бекбулатов не согласился с ними.

— Нет, — твердо подчеркнул он, — Нариман-ака пойдет на станцию. За него останется у Нурзалиева главный механик Ташкулов, отличный работник. Дилдабаю Орунбаевичу, поскольку выборочная уборка уже началась и скоро пойдет массовая, работы хватит в райкоме. Вы вот что, Нариман-ака: поезжайте-ка завтра в колхозы, попросите там людей временно потрудиться на заводе. Возьмите товарища Горбушина с собой, как представителя Ленинграда, поставляющего нам машины, представьте его колхозникам, люди охотно поговорят с вами.

— Зачем же так? Не милостыню просим. Надо так надо… Я позвоню сегодня в три колхоза, завтра из каждого придут по пять человек, — еще раз попытался Айтматов решить дело по-своему. Бекбулатов, однако, и теперь не уступил ему:

— У нас не старые времена, Дилдабай Орунбаевич. Непременно просить. А вы, Нариман-ака, можете сказать колхозникам, что вопрос о посылке людей на завод обсуждался в райкоме партии и Бекбулатов не возражал.

Закрывая совещание, он обязал Рахимбаева раз в неделю докладывать ему о ходе строительства, во всех непредвиденных случаях звонить по телефону. Дирекцию хлопкозавода попросил ответить ленинградцам на их письмо, но не раньше, чем будет ликвидирован прорыв.

Письмо сработало!

Горбушин и Шакир радовались. Только теперь у них исчезли сомнения относительно пуска электростанции в срок, только теперь появилась уверенность, что с работой они справятся. Ответственность за пуск ДЭС взял на себя первый секретарь. Чего же лучше?