Василий Шурыгин - Октябрьские зарницы. Девичье поле
- Название:Октябрьские зарницы. Девичье поле
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Московский рабочий
- Год:1968
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Василий Шурыгин - Октябрьские зарницы. Девичье поле краткое содержание
«Октябрьские зарницы» — это правдивая, волнующая история о том, как крестьяне глухого лесного края вместе с первыми сельскими большевиками боролись за свою родную Советскую власть.
Действие повести «Девичье поле» происходит летом 1918 года в Москве на съезде-курсах учителей-интернационалистов.
Октябрьские зарницы. Девичье поле - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Овсов, к удивлению всех, возразил серьезно:
— Учительство наше не подготовлено для создания такой школы.
— Для их подготовки, — вставил Северьянов, — и созваны курсы в центре и на местах. А вообще-то говоря, выражаясь, товарищ Овсов, вашими же словами, страшно дело до почину. Кто захочет — тот сможет. Надо только крепко захотеть, а потом работать не покладая рук.
С саркастической усмешкой Ветлицкий бросил отрывисто Овсову:
— Учительство, говорите, не подготовлено? Пора, товарищ Овсов, прекратить выпуск бесполезных любителей книжного чтения, фигляров слова, прелюбодеев мысли. Нашему народу теперь нужны закаленные бойцы живого творчества, смелого почина и неустанной практической работы.
— Верно, Викентий Петрович, — подхватил весело Северьянов, — очень нужны сейчас нам такие люди, и прежде всего для борьбы и сопротивления грозно охватившему нас железному кольцу империализма.
Овсов загадочно переглядывался со своими единомышленниками. Возражая кому-то из своих оппонентов на соседнем столе, быстро встал Барсуков и, не называя фамилии человека, о котором шла речь, заговорил, тяжело и резко дыша:
— Нет у нее никаких убеждений, кроме одного — торчать всегда и везде на виду и обязательно в центре. Сейчас, чтобы быть на виду и в центре, она решила критиковать кадетов, меньшевиков и эсеров. Завтра ей станет выгодно критиковать товарища Ветлицкого, и она пустит в ход свой хорошо подвешенный язык против него. А случись что с Советской властью, она вильнет хвостом, и была такова. Вынырнет где-нибудь в другой губернии и будет вертеться на той вышке, с какой можно будет ей в пух и прах разносить большевиков!..
Северьянов оглянулся, хотел что-то сказать Барсукову, но, заметив, как навострили уши Гаврилов, Овсов и его приятели, только сказал самому себе: «Видно, Хлебникова здорово тут потрафляет Иволгину и Миронченко. Интересно, как она поведет себя после моего доклада? А я уж постараюсь побольше насыпать соли на кадетско-эсеровские хвосты».
По дороге из столовой, к зданию бывшей мужской гимназии, в котором учители-курсанты вели лабораторные занятия и слушали лекции, Северьянов говорил Борисову, Ипатову и Барсукову:
— Прочное усвоение человеческой культуры начинается в первом десятке лет жизни человека и заканчивается во втором. А мы, вахлаки, начинаем усваивать культуру только вступая в третий десяток. Обидно, конечно, что мы с вами отстали от Иволгина, Миронченко и Хлебниковой минимум на двадцать лет. По-моему, это и отталкивает Хлебникову от нас и притягивает к кадетским лидерам, хотя она и состоит с нами в одной партии. Ты, Барсуков, правда, не назвал ее фамилии, но зря обрушился на Хлебникову и очень пересолил.
— Мещанка она и внутренняя эмигрантка! Примкнула к большевикам не по убеждению, а из личной выгоды…
— Какая же сейчас выгода, — перебил его Северьянов, — когда за Советскую власть грудью стоять надо и быть готовым жизнь свою отдать? Нет, Иван, перегнул, брат, ты палку.
Барсуков стоял упорно на своем. Северьянов вспомнил его письмо о Гаевской и свою встречу с ней.
— Чувство сейчас у тебя, Иван Захарьевич, командует разумом. — И самому себе: «Не переборщил ли он так же, когда писал мне о Гаевской? В ее глазах, может быть, я потому и оказался дурак-дураковичем, с которым не о чем ей больше разговаривать».
Ипатов подергал себя за козырек фуражки:
— Чувство редко обманывает, Степа, рассудок чаще ошибается.
Глава X
В большом зале второго этажа бывшей мужской гимназии только что закончилась лекция доцента Сергеева о революционном движении шестидесятников в России. Под гром аплодисментов лектор заключил свое выступление популярным тогда четверостишием:
Умом Россию не обнять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать,
В Россию можно только верить… —
и, свободной, спортсменской поступью покинув кафедру, быстро подошел к Северьянову, который сидел на крайнем стуле третьего ряда. Северьянов встал. Сергеев взял его под руку, сверкнул глазами.
Оба молодые, собранные, Северьянов и Сергеев сразу влились в шумный поток курсантов, двигавшихся в свободной части зала. Сергеев с какой-то особой радостью передавал Северьянову свою новую мысль, которая возникла у него при чтении лекции, и наблюдал, какое впечатление производит она на собеседника.
— В чем величие Ленина? — говорил он тихо. — По-моему, в том, что он целиком подчиняет себя своим идеям и пламенным мудрым словом покоряет огромные массы людей, но еще раз повторяю: подчиняется не самому себе, а этим идеям. А самая главная ленинская идея — это борьба за жизнь для всех, жизнь честную, а значит, и прекрасную. Только идее могут люди служить честно. Рядом с кумирами часто суетятся самые отборные подлецы. Ленин в гуще масс даже и тогда, когда физически там не присутствует. Он живет земными, реальными интересами всех тружеников. А наша старая интеллигенция! Посмотрите! Она только тем и занимается, что создает себе кумиров и кумирчиков, чтобы, ухватившись за них, как можно выше парить над простыми людьми… Ленин прокладывает путь в новую эру человеческих отношений, самых демократических, самых гуманных…
Курильщики шумным потоком двигались по лестнице на первый этаж, во второе мужское общежитие. А в зале на скамьях и стульях сгрудились в небольшие кучки оголтелые митингачи.
У открытого окна во двор Таня Глуховская с Дашей Ковригиной тоже оживленно делились впечатлениями от лекции и лектора. Особенно от лектора. Им нравились его светлые волосы, открытый взгляд, спокойно пытливые серые глаза.
Таня и Даша в первую же их встречу понравились друг другу и подружились. Узнав, что Даша участвовала уже в боях за Советскую власть и даже ранена, Таня забросала ее вопросами. А потом несколько дней подряд заставляла рассказывать все подробно о красноборских большевиках, об их борьбе с бандитами и кулачьем. От Даши Глуховская узнала многое о Северьянове и потому так заинтересованно и смело вела себя с ним в столовой.
Северьянов заметил их внимание к лектору. Ему было приятно, что Глуховская и Даша видят, как Сергеев заинтересованно, откровенно и просто разговаривает с ним, Северьяновым.
— Да, новая эра… Какой она будет? — размечтался Северьянов. — Я против религии, но на будущих фабриках и заводах, на полях и в садах я вижу ослепительный свет, какой в детстве и отрочестве видел в церкви на пасху и рождество, когда зажигались во всех паникадилах восковые свечи: копеечные — бедняками и рублевые — богачами. Лица у людей вижу освещенные праздничными улыбками, лучезарные, добрые, чуждые выражения мелочных дрязг. Да, будущее мне представляется религиозно. Отчего бы это? Ведь я атеист…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: