Владимир Чекменев - Оторвановские новости

Но поддержки от граждан он не получил. Гражданам было весело от проделки Никиты. Они смеялись, но скуластого из очереди вытолкнули. Обиженный, он засеменил ногами прочь, ругая Моторина, который, по его его словам, обнаглел до предела.

Подошло время расплачиваться за колбасу, сунул Никита руку в брючный карман, а она по голому телу скользнула. Был карман с деньгами — и нет… Наверно, бритвой выхватили. Да так ловко, даже кожу на ноге не царапнули. Никита, зажал в кулаке вырез на штанине. Заохали сердобольные женщины. Одна, пожилая, нашла лоскут материи, вытащила из кофточки иголку с ниткой.

— Вытягивай ногу, заплатку пришью. Только не разговаривай, прикуси кончик языка, чтобы память твою не зашила…

Какая тут память! Ее и без того отшибло. Сидел как скованный. Даже не догадался вытащить из заначки деньги и расплатиться за колбасу. Продавец взял у него сетку, вытряхнул из нее колбасу в ящик.

О потайном карманчике вспомнил на вокзале. Купил билет и в сердцах истратил оставшиеся деньги на выпивку.

Никита проснулся раньше всех. Рассветало. Анисья лежала рядом спиной к нему. На столе громко тикал будильник. На стене Моторин увидел картину и обомлел. Вот это да!.. Откуда она взялась? Раньше, кроме ковра, над кроватью ничего не было, а теперь повесили изображение. Да какое!.. Никита сел на постели, прищурился и с трудом прочитал про себя: "Об… на… жен… на… я…" Моторин пугливо осмотрелся по сторонам, словно боялся, что кто-нибудь увидит, как он рассматривает произведение искусства. Ну и патрет! Нарисуют же, черти… Неужели Анисья повесила? Что она, сдурела на старости лет? А может, ради шутки над Никитой? Дескать, молодится, взглядами хорошеньких бабенок раздевает, так вот ему… Пусть любуется. И выходить никуда не надо… Нет, сомнительно. Анисья на такую шутку не пойдет. А Сергей и Лариса тем более. Тогда откуда же взялась эта картина? Не сам же он повесил ее…

Моторин напряг память, стараясь вспомнить, висела картина или нет, когда он приехал вчера из города. Ни черта не вспоминается, Никита лег, стал перебирать в пошедший день. Продал яйца… Ливерная колбаса… Выхватили карман с еньгами, Женщина залатала штанину… Ухлопал на вокзале заначку. Ехал, конешноо, поездом… Со станции, наверно, шлепал пешком… Никудышная память, сплошной туман… Ага, немного прояснилось. Когда пошел и дом, Анисья спросила про красную заплату на штанах. А что у Никиты было в руках? Кроме мешка, наверно, ничего. Нет, картину он не мог привезти. За так ему ее никто не даст, а денег ни копейки не оставалось… Но кто же тогда повесил это украшение?.. Ладно, хватит гадать. Проснется Анисья, и все выяснится. Вчера она сказала… Что она сказала? А-а, вот что: "Отдыхай. Завтра побеседуем…" И вот оно, это "завтра", наступает. Беседа предстоит о-е-ей какая…

Жена пошевелилась, повернулась на другой бок, и Никита поспешно закрыл глаза, притворно всхрапнул, почмокал губами. Украденные деньги ему ничуть не жалко. Наплевать на них. А вот Анисья встанет… Зря он показал ей тогда сберкнижку. Поехал бы нынче на почту, взял денег сколько надо и отдал бы их жене — вроде выручка за яйца…

Анисья опять заворочалась. Никита чуть приоткрыл глаз, но тут же закрыл его и начал храпеть еще сильнее. Жена смотрела на него, опершись на локоть.

— Кончай храпеть. Знаю, не спишь.

Моторин притих.

— Вставай, отчитывайся, — приказала Анисья, — Сколько выручил за яйца, какой расход, какой остаток… Все на бумажке пиши.

Никита молчал.

— Кому говорю, хватит притворяться? Сейчас же отчет составляй. И чтобы все до копейки сошлось.

Моторин засопел, открыл глаза.

— Какой тебе отчет? Полштанины отхватили из-за твоих денег. Не знаю, как нога уцелела…

И он рассказал, что с ним случилось.

— Бедному Ванюшке везде к а мушки, — вздохнула Анисья. — Зарекалась я не доверять тебе деньги и опять доверила. Думала, как у порядочного мужика получится, без зигзагов.

— При чем тут я? — завозился Никита. — Нарошно, что ли ворам карман подставил?

— А кто тебя знает, что с тобой по правде было. Может, опять какую-нибудь пожалел. Она, что ли? — кивнула Анисья на картину.

— Несешь разную ерунду, чесно слово. Сама нашлагде-то эту глупость, повесила и мне нервы трепешь…

— Я повесила?! — глаза Анисьи широко открылись, — Ах ты, похабник старый! Приволок из города растелешенную, на гвоздь ее приладил, а теперь на меня свалить хочешь? Не выйдет! Дочь и зять свидетели. Соседи видали, как ты нес эту бесстыдницу. Я нарошно со стены снимать ее не стала, чтобы ты утром полюбовался…

"А ведь похоже на правду, — подумал Никита. — Но где же я ее, дуру, приобрел?…"

— Вот ты на что денежки тратишь, — опять показала жена на картину. — А мне про воров сказки сочиняешь.

— Да какие тут сказки! Штанина-то!.. — Моторин перелез через Анисью, снял со стула свои брюки. — Гляди, как отсобачили. Если бы одна женщина не залатала, приехал бы с голой ляжкой.

— За деньги что хочешь залатают, — махнула рукой жена. — Прогулял с ней всю выручку, порвал штанину, а она залатала. Знамо дело, не за так. Ты ей, она тебе. И на память свое изображение подарила…

— Ты чего выдумываешь? Чего городишь? Разуй глаза-то. Старинная картина: графиня гуляет в жаркий день по саду. Остановилась у пруда, потягивается… А художник ее нарисовал. Все это называется копией. Ничего такого тут нет… Погляди, какой год нарисования-то указан. Копия…

— Хороша копия. Стоит, как живая. Не юли, признавайся, что с тобой на самом деле было? Куда деньги дел?

— Ну, старая, — вздохнул Никита. — Замучила. Тижелый ты человек. Дождешься, разойдусь я с тобой…

— А ты легкий. Как пушинка. Да сколько я с тобой горя хватила… Ужас! — Анисья встала, начала одеваться. — Расходись, не заплачу. Ты думаешь, я замуж не выйду? Да еще как выйду! Охнуть не успеешь. Потом хватишься, да поздно будет. Такую, как я, больше не найдешь.

— Да где уж… У меня от этой находки всю жизнь звон в ушах стоит.

— А чего же ты за меня держишься? — подбоченясь, двинулась Анисья грудью на мужа. Тот попятился, сел на диван, уронил брюки. Жена подняла их, замахнулась ими на Никиту. — Чего со мной жить, если я никудышная? Давно бы руки мне развязал. — Она хлопнула Моторина брюками по плечу. — Иди к своей городской, она быстро у тебя звон из ушей выбьет…

— Но но… Не очень штанами-то размахивай, — встал Никита, заслоняясь рукой. — А то я от обороны быстро в наступление двинусь. Дай-ка сюда! Нечего чужое имущество хватать. — Он вырвал у нее брюки, надел их. — Не умеешь по-хорошему семейные дела решать, никакого отчета перед тобой держать не буду. Глава семьи пока я. Мое дело, куда что девать. Понятно? Захочу — все распродам, а деньги женщинам раздарю… Останешься на бобах. Уйди, не раздражай!