Андрей Молчанов - Новый год в октябре: роман, повесть

Когда очередной дракон, побившись в агонии, показал свое молочное пузо, Прошин оставил это нерыцарское занятие — разонравилось…

«Покоя они тебе не дают, что ли? — рассуждал он, вкладывая тесак в ножны. — Нет, тихо-мирно загорают на песочке. Не тронь их — не тронут они. И почему мы так боимся силы других, особенно силы слабых? И вообще: откуда этот азарт к уничтожению? Ну, загублю я из спортивного интереса камбалу. Для чего? Сам есть не буду, сожрет ее в качестве закуски эта компания блатных и голодных в панамах… Для них стараюсь?»

Он различил над собой темное днище судна и колом начал всплывать, осторожно меняя давление, но тут литыми торпедами замелькал косяк лобанов, идущий в сторону берега. Дальше Прошин действовал машинально. Не целясь, полагаясь на интуицию рук, он вскинул на вожака стаи длинную трубу ружья и с точно подобранным упреждением выстрелил. Титановая стрела, свистнув, прорезала толщу воды, пронзила что-то живое, податливое — он ощутил это так, словно сам, рукой всадил ее в тело рыбы; дернулась леска, ружье повело в сторону… Перебирая пальцами капроновую нить, Прошин подтянул гарпун; на нем, пытаясь отогнуть безжалостный зубец наконечника, бился, выламывая пушистый хвост, красавец лобанище, серебряночернеющий отборной кольчужкой чешуи. Шевеля ртом, будто захлебываясь в крике, он с ужасом взирал на огромного убийцу; ало дымилась кровь в синеве воды.

Он чуть не отпустил рыбу — стало жаль. Но куда отпускать? Гар-пун вонзился возле головы, в лохмотья изодрав нежно-розовые колечки жабр; с этой маленькой жизнью было уже кончено.

Неторопливо поплыл к судну, волоча присмиревшего лобана на поводке кукана. Компания, свесившаяся через борт, встретила его восторженным гиком.

Прошин снял с себя резиновую хламиду, бросил рыбину, неистово забившуюся о палубу, под ноги сбежавшейся публике и занялся аквалангом.

— Хорош, подлюга… — высказался кто-то и уважительно потрогал вздрагивающего лобана пальцем. — Тоже надо… попробовать.

— Зачем?

— Как-то есть?.. Заделаем ушицу… Да и вообще интересно…

— А…

«Приятно подавиться», — подумал Прошин с непонятной злобой.

— Дарю, — сказал Прошин, кивнув на рыбу. — Заделывай.

И, встав на леера, чуть покачнувшись, ласточкой нырнул в воду.

«Смываться отсюда надо, — решил он в полете. — Надоело. Охота все да охота… Тоска».

В субботу после обеда к «Отшельнику» подскочил вертлявый катерок, лихо развернувшись, пришвартовался к борту, и Наташа с ватагой океанологов отбыла в город.

Ей не хотелось покидать судно, меняя прохладу открытого моря на духоту улиц, забитых курортниками и командированными, но в городе были дела: предстояло заплатить за номер в гостинице, дозвониться в Москву отцу и заодно поплескаться под душем: от морской воды волосы стали сухими, ломкими, а соль, белесыми разводами проступившая на загорелом теле, неприятно стянула кожу.

В холле гостиницы, под фикусом, в теплом от солнца кресле, сидела старуха дежурная, водя остекленевшими от жары глазами по строкам газеты. Увидев Наташу, вскочила, засеменила к ней.

— А к вам приходили, — с оттенком конспиративности доложила она. — Очень интересный такой мужчина. Он сейчас в павильон пошел, напротив. Муж, наверное…

«Сергей…» — Она обернулась и… увидела Авдеева.

— Ну, — он смущенно, как бы извиняясь, развел руками, — вот и встретились…

— Ты как здесь?..

Она не узнавала его: Коля? Уверенный взгляд, жесткое лицо, короткая стрижка. И где прежняя сгорбленность, приниженность, испитость?

— Что произошло? Почему ты уволился?

— Пожалуйте ключик от номера, — любезно вставила дежурная. — Радость-то какая! Муж приехал… А ведь не ждали, верно?

— Да-да, — рассеянно кивнула Наташа. — Спасибо. — И боком, не сводя с Авдеева глаз, поднялась по лестнице в номер.

Авдеев присел на стул, на мгновение замер, закрыв глаза; затем ровным, чужим голосом сказал:

— В общем… Я приехал за тобой. Я люблю тебя, Наташа. И… не могу без тебя! Конечно, ты замужем…

— Кто это меня успел выдать замуж? — улыбнулась она.

— Как? Прошин сказал… Ах, вон оно что! — неожиданно зло протянул Авдеев и, сунув руки в карманы, прошелся по комнате. — Опять купил!

— Ты о чем?

— Да-а, — скривился он, отмахнувшись, — долго объяснять. Лучше скажи: как мне быть? Хочешь — вернусь в Москву, хочешь — здесь останусь, хочешь… вместе поедем… — Он притянул ее за плечи. — Наташа, я…

— Коля! — Голос ее ломался от боли. — Не надо… ты… не надо, пусти… прошу тебя!

— Но почему, почему нет? — крикнул он. — Смотри! Разве я тот? Я другой, понимаешь? И чем, чем я хуже этого… Сережи? Чем? Любишь его, да?!

— Нет.

— Тогда… не понял…

— Не понял! — Она сухо, неприятно рассмеялась. — А я, думаешь, понимаю? Да и кто объяснит причины наших ошибок, падений, запутанности нашей? Коля, я просто вздорная, живущая наугад баба. — Она закусила губу. — Прошин сказал, что я вышла замуж? Зачем?

— Причин вагон. — Авдеев вздохнул, как бы раздумывая. — Я же у него был за пешечку. И анализатор мы с ним на пару гробанули. Да-да. Помнишь, Сереге я в глаз залепил? Приревновал… ну! Естественно, просят явиться к Леше. Тот: пиши по собственному… А каково мне такое писать? Это значит все, это уже без тебя… Ну, порешили миром: захороводим мозги Роману, а с его помощью Лукьянову, что нужен, мол, многоячеечный датчик; расчеты от меня кое-какие потребовал… А я в это время натыкаюсь на такое дело: нахожу частоту излучения клетки с изотопом. Самой клетки, понимаешь?

— Но это же…

— Ага, — кивнул Авдеев. — Пришлось заткнуться. Невыгодное открытие для Леши оказалось. Ну, молчу. Корплю над расчетами. Жду, короче. Дождался! Денег мы ухлопали кучу, результатов никаких. И тему сняли. Леша знал, что делал. И сделал. В своем стиле: просто, ловко и нагло. Со мной творилось не понять что, какая-то апатия; тут еще новость о твоем замужестве. Я плюнул и уехал.

— Но ведь… Нет, он не мог! Даже если он думает только о выгоде… Твое открытие… это и для него плюс…

— Плюс, — буркнул Авдеев. — Тигры мясо лопают, а не конфетки! Соавторство — это еще туда-сюда… Но с соавторством не выходило — обчистить себя по второму заходу я бы не дал.

— По второму?..

— Не знаешь? Его кандидатская — моя работа. Лень было минимум сдавать, пробиваться… Потом я пил… ну! Короче, продал дьяволу часть души. Интересно? — Он закурил, распахнул настежь окно и, глядя на ползущий с пляжа поток отдыхающих, говорил уже через плечо: — Лешка мыслил реально. Решение анализатора — мелочь, отблеск моего успеха на его карьере; благодарность за чуткое руководство… Да и поблагодарили бы его лет через пять — там еще была тьма работы. А так… так он защитит на этих расчетах докторскую… — Он обернулся. — Нет, все же темная, но… личность! Такие комбинации. В науке ноль, но в комбинировании наукой — гений! Ведь как он докторскую состряпал? Датчик ему рассчитала лаборатория, плюс готовая кандидатская, плюс к этому исследования двух блоков «Лангуста» — и все дела. Мне бы, конечно, такое барахло при всем желании в люди не вывести, но он защитит! Вот увидишь!