Александр Золототрубов - В синих квадратах моря

— Так как решим, а? — вновь задал вопрос командир.

— Я не возражаю, — смутился Петр.

— Тогда от моего имени объявите ему пять суток отпуска. Что вы так смотрите? Я сказал — пять суток…

Уходя из каюты, Петр покачал головой: «Ну и хитер, Василий Максимович, свою линию до конца провел. Дипломат!»

На корабле шла приборка. Грачев придирчиво следил за матросами, пока его не подозвал к себе капитан 3 ранга Скляров.

— У шлюпбалки вода. Извольте распорядиться. А что там у вас? — старпом кивнул в сторону полубака, где у шпиля возились матросы.

— Якорь-цепь красят.

Старпом долго ходил по кораблю и все басил: то убрать, это сделать, того-то вызвать. Стоило Гончару сойти на причал в рабочем платье, как он вернул его, да еще строго отчитал Грачева. Петр доложил, что послал матроса нарвать для голиков можжевельника.

— Я не о том, — заметил Скляров. — Почему Гончар без шинели?

— Сопка рядом, товарищ капитан третьего ранга. Матрос ведь не в город идет.

— Вот уж не ожидал, что дежурный по кораблю станет сам нарушать порядок. — Старпом нахмурился: — Вы тут без самодеятельности, ясно?

Он сказал это спокойно, сдержанно, потому что в обращении с людьми, будь то матрос или офицер, Скляров проявлял корректность, не позволял себе вольностей, что, впрочем, нравилось Грачеву. И сейчас, неотступно следуя за старпомом, он в душе переживал: с первого же дежурства Скляров давал оценку тому или иному офицеру. Петр уже знал историю с Кесаревым, когда тот еще лейтенантом пришел на корабль. В свое первое дежурство он оконфузился, и Скляров его снял. Дело было в воскресенье. К матросу пришла девушка, и Кесарев пустил ее на корабль. Матрос провел ее к себе в штурманскую рубку. «Вы бы еще сюда женский ансамбль пригласили, дали концерт, — выговаривал ему старпом. — Корабль — не клуб, сюда допускаются строго определенные лица, тем более в штурманскую рубку». Кесареву пришлось снова сдавать старпому зачет на право самостоятельно нести дежурство.

Скляров остановился у трапа, глянул на борт.

— Грязь, — сказал Он. — Надо спустить плотик и помыть щелочью.

— Я уже распорядился, — доложил Грачев.

И тут как раз появился мичман Коржов с двумя матросами. Старпом погрозил боцману:

— Глядеть в оба! Впредь рекомендую вам с утра осматривать корабль.

Есть! — отчеканил Коржов.

Скляров сошел на причал, а Грачев вернулся к себе в рубку. Зазвонил береговой телефон. Он снял трубку. Женский голос просил позвать к телефону Крылова. Петр узнал Таню. Его чуть не взорвало: опять она… Возможно, он и позвал бы матроса, но ведь тот все еще находился в лазарете. А говорить ей об этом нельзя, потому что снова сюда придет, а пустить Таню на корабль он не может. И Петр ответил, что, мол, Крылова пет.

— А где? — услышал он ее настойчивый голос.

— Где? На берегу.

— Уволился?

— Да, уволился. А вообще-то не надо сюда звонить.

Таня что-то ответила ему, но за переборкой загрохотал дизель, и Петр ничего не расслышал. А потом раздались частые гудки.

«И чего Крылов позволяет ей звонить на корабль?»

Грачев решил проведать матроса. В коридоре он встретил доктора, Петр поинтересовался, как самочувствие Крылова, скоро ли его выпишут. Коваленко пошутил:

— Ты что, без него жить не можешь?

Петр улыбнулся:

— Влюбился в парня.

Они вошли в лазарет. Крылов приподнялся на локтях.

— Ах, это вы, законник! — И уныло добавил: —И без вас тошно… Я ждал Симакова, он мой кореш.

Стало тихо-тихо, слышно было, как доктор высыпал из пузырька какие-то таблетки. Грачеву сделалось не по себе. Он был сейчас похож на мальчишку, которого отец наказал за озорство. Присел рядом с койкой больного.

— Что ж умолк, Игорь, — перешел Петр на «ты». — Говори, я слушаю. Иди всем расскажи на корабле, как лейтенанту нос утер. У Грачева силенок не хватило, а вот я, Крылов, — герой, вмиг добрался к мине, всех спас от гибели.

Игорь засопел на койке, что-то пробурчал себе под нос и утих. А Петр продолжал говорить о том, как тяжело пришлось ему в тот раз. Не хотелось даже садиться в шлюпку. А когда поднялся на борт корабля, то, словно избитый, стоял на палубе, не смея взглянуть в глаза командиру. Нет, у него не было чувства зависти к матросу, была обида на себя: не хватило силенок, и если уж быть откровенным до конца, то Петр попросту растерялся.

— Ты все о Тане… — Петр снял фуражку, пригладил рукой волосы и снова надел. — С девушками надо быть строже. Вот моя Ленка, знаешь, не характер, а бритва. То ей сделай, другое… Капризы. А только мужчины — не нянька.

Насупившись, Крылов молча слушал лейтенанта, а когда тот утих, признался:

— Не могу, люблю ее, — тихо сказал Крылов. Лицо его зарумянилось.

— Она вам только что звонила, — сказал Петр.

Крылов весь встрепенулся:

— И что?

— Я не сказал, что вы больны. Не надо ей знать.

— А она?

— Она… — Петр вздохнул. — Она положила трубку.

Крылов посмотрел на лейтенанта пристально, словно видел его впервые. Потом перевел взгляд на переборку и тихо сказал:

— Уставничок.

У Петра дрогнула бровь.

— Вы это кому?

— Себе… — Игорь сжал губы.

Больше он не сказал ни слова. Лежал неподвижно. Не шевельнулся и тогда, когда раздались короткие звонки, — вызывали дежурного по кораблю, и Грачев встал.

Коваленко сел на стул, повертел в руках шприц:

— Ершистый ты, Крылов. Цену себе набиваешь. Прыгнул к мине, так теперь тебя на руках носить? Промыть бы тебе душу соленой водой. Ишь, разошелся!

У Крылова повлажнели глаза, и уже ничего не скрывая, с болью в душе он сказал о том, что лейтенант плохо относится к Тане. Считает, что она распутная. Это же бесчеловечно! Таня добрая.

Коваленко озадачил его вопросом:

— А ты рассказал ему о ней? Кто она и что за человек? Нет. Выходит, сам ему не доверяешь. Ты к нему с закрытым сердцем, и он к тебе. Петух ты. Чуть что — в драку лезешь. Ну-ка, давай руку, давно пора укол сделать. Утром выпишу, если не будет температуры.

У полубака Грачева ожидал Скляров. Был он чем-то рассержен, и это Петр сразу заметил по глазам старпома — в них горели искорки, а лицо — серьезное, хмурое, нос заострился.

«Что еще стряслось?» — с беспокойством подумал Грачев.

Скляров кивнул в сторону радиорубки:

— Дым валит, а?

И верно, густые сизые колечки вылетали из иллюминатора, их подхватывал ветер, раздувал, унося куда-то в море.

— Там что у вас, печка?

— Никак нет.

— Значит, курят, — голос старпома посуровел. — Накажите виновника своей властью.

Петр рванулся к рубке. Открыл дверь и удивился — у стола стоял Симаков. Увидев лейтенанта, он мигом спрятал папиросу в кулаке.

— Вы? — только и спросил Грачев.

— Виноват. С вахты сменился, ну и… — Симаков умолк, пряча глаза.