Георгий Лезгинцев - В таежной стороне

— Это… не беспокойтесь… бадья вверх поднимается с породой.

Скоро шорох, и журчанье ручьев, и скрип бадьи потонули в каком-то грохоте… Наконец ноги наши ступили на деревянный пол. Кругом была все та же вода. Прямо перед нами опять черная дыра, но она шла перпендикулярно к колодцу.

— Ну, теперь туда!..»

— Постой, Петро, закурим! — вынимая кисет, прервал Максимыч.

Они закурили, и Петро начал новую страницу:

— «Полусогнувшись, мы двинулись в этот штрек и прошли по нему сажен полтораста. Вверху поставлены крепи, чтобы земля не обвалилась. Падая сверху сквозь крепи, капли воды тушили нам свечи. Выработка то шла по наклону вниз, то сворачивала в сторону. Нам становилось дышать все труднее и труднее. В этом черном мраке подземного царства звуки скрадываются удивительно. Стук кайл услышали, только войдя в грот, где человек семь рабочих, по ступню в воде и обливаемые холодной водой сверху, ломали породу. Каждый, со всей силой ударяя молотом по лому, загонял его в кварц.

Из скважин, пробитых таким образом особым инструментом, выбиралась пыль — также иногда золотоносная, затем вставлялся патрон динамита с пистоном, содержащим гремучую ртуть.

От пистона висит вниз длинный фитиль.

— Ну, теперь подальше.

Мы бросились в ближайшие выработки.

Рабочие зажгли фитиль — и тоже к нам. Несколько секунд тишины. Послышался слабый гул. Каменные породы штольни точно вздрогнули. Отголосок взрыва замер в следующем гроте… Мы подождали еще несколько секунд и опять вернулись в только что оставленную нами ячейку подземного улья. На тех местах, где еще недавно в белом кварце зияли скважины, теперь блистали свежим изломом выбоины, а целые груды золотоносной породы лежали под ними внизу. Серый дым еще ходил под потолком грота. От этого дыма невольно разбаливалась голова…»

— Видали технику безопасности? Зато теперь шагу без нее не ступи… — снова перебил чтеца Турбин.

Петро вспомнил столкновение со Степановым в разведочной штольне и, лукаво посмотрев на разведчика, ничего ие ответил.

— «Вот и шахта… Вверху едва-едва, точно серая точка, мерещится ее отверстие, именно мерещится. То пропадает, то выступит вновь… Наконец, отверстие вверху стало расти и светлеть. Вот первый луч упал на нас; еще минута — и над нами раскинулось голубое небо. Мы посмотрели друг на друга и расхохотались. Все мы с головы до ног были в грязи».

— Ну и рудник! От такого подальше! — вырвалось у белобрысого, и, привстав на одно колено, он заглянул в книжку, будто сомневаясь в том, что в ней все написано так, как читал Петро.

— На днях я поеду на Новый и расскажу вам, как там рудник выглядит. Петро, наверное, устал, давайте я дочитаю и побегу в бараки тоже проводить беседу, Рудаков поручил, — сказала Наташа. И, взяв у Петра книгу, стала громко читать: — «Получается блестящая желтая горсточка, из-за которой через несколько времени совершится столько подлостей, преступлений…

Вон недалеко закладывается новый шурф. Отупелые люди, полузажмурив глаза и навалившись грудью на ворот, буравят таким образом землю… Остановились, понурились, точно лошади после громадного и мучительного перегона. Видимо, отдышаться не могут, только колени дрожат да по лицу бежит какая-то судорога. Глаза тоже полусмежены. Больно или противно глядеть этим несчастным каторжникам труда на божий свет.

Нет, прочь скорей!..» Да! Прочь скорей! — повторила Наташа. — Какая страшная картина!

— Петро дюже агитнул нас за рудник, не забудь прочесть о нем на общем артельном собрании, — усмехнулся высокий паренек, сидевший рядом с Наташей.

— Лучше сразу в могилу, чем в таком руднике мучиться! — проговорил белобрысый разведчик, — Слушать — и то мурашки по телу ползут.

Петр задумчиво обвел всех глазами.

— Вот, ребята, какой был рудник-то в стародавние времена!

— Я такие рудники знал, сынок! Хорошо, что вам уже не пришлось их видеть, — пробасил Максимыч.

— Ну, нам пора идти, — сказала Наташа.

Попрощались, и девушка ушла вместе с молодыми разведчиками.

Заслоняя от солнца журналом крупное скуластое лицо, Максимыч посмотрел на тропинку, по которой из лесу двигались две маленькие фигурки.

— А ты, Крепыш, не зря так долго тайгу обсматривал: Федот и Маша идут. Я думаю, это случайное совпадение? — насмешливо заметил Турбин.

— Конечно, случайное! На какое-нибудь там свидание за пять километров не ходят, — ответил сразу повеселевший Петро.

— Вы теперь даже в амурных делах избалованные. Ишь, пять километров! А знаешь ты, что я в женихах каждую неделю к своей нареченной за пятьдесят верст пешком бегал?

— Что так далеко? — засмеялся Петро.

— А ближе встречаться было негде, заимка от заимки полсотни верст была. Да чего там. Если крепко любишь, так версты считать не будешь! — Турбин встал и пошел навстречу Иптешевым.

Впереди тел невысокий, с виду хилый Федот, обвешанный глухарями. Большие птицы были попарно связаны за шеи и переброшены через плечи охотника, их черные крылья раскинулись и почти касались земли.

У Маши к кожаному поясу были привязаны рябчики, их трепал ветер.

— Все в перьях, как индейцы! — здороваясь, шутил Турбин.

Он любовался стройной, как молодая таежная елочка, девушкой. Смуглое, монгольского типа лицо, большие черные, немного раскосые глаза, заплетенные в две косички чернью волосы. Маленький вздернутый нос придавал ей озорной вид.

— И когда ты, Маша, подрастешь? Женихи есть, а ты все маленькая! — шутил великан Максимыч, расправляя саженные плечи.

— Вырасту, дай срок, товарищ Турбин! — Маша, отвязывая на ходу рябчиков, направилась к походной кухне.

— План Заготпушнина мы уже перевыполнили, — старательно выговаривал русские слова Федот.

— Добре! Иди сдавай добычу на кухню и получай деньги. Если повар будет торговаться — он скупой у нас, задери его медведь, — ты тогда скажи мне, — предупредил Турбин и, прихрамывая, заторопился к разведочным работам.

Петро спросил Федота:

— Что, обсчитывают вас?

— Нет! Максимыч вспомнил наш спор с поваром. Я козел убил. Повар принимал мясо третий сорт, а я второй говорил. Вот отец сказывал: давно раньше разные начальники и купцы обсчитывали наших эвенков-охотников. Отец сам чернобурку-лису за стопку водки менял.

Навстречу им спешила Маша. Бушуев остановил ее.

— Я птицу сдам, — сказал Федот и скрылся за кустом малины.

Когда остались вдвоем, Петро хотел взять Машу за руку. Девушка пугливо отдернула ее.

— А я ждал тебя, Машенька, очень ждал все эти дни! Почему не приходила на прииск?

— Папашкой охота была. Когда пришла домой, записку дупло дерева читала, теперь сюда пришла, — и улыбнулась.

Медленная речь Маши, застенчивая улыбка, черные ласковые глаза — все казалось сегодня Петру особенно дорогим.