Георгий Лезгинцев - В таежной стороне

— Вы изволите шутить, — пробормотал побагровевший Плющ.

— Нет, я не шучу. Порядки здесь были вольные, «таежные», многие путали государственный и артельный карман со своим. Ведь вы коммунист. За такие дела знаете что бывает?..

— Дорогой Сергей Иванович! Зачем же иметь врагов там, где можно иметь друзей? — вкрадчиво улыбаясь, спросил маркшейдер.

И неожиданно перешел в наступление. Он обвинял Рудакова в мелочности. Дрова и сено он сдаст. Но этим ли должен интересоваться секретарь партийного бюро? План золотодобычи проваливается, и вместо мобилизации сил на его выполнение начальник прииска бредит каким-то мифическим рудником, а секретарь партийного бюро потакает ему. Рудаков, видимо, забыл, кто такой Степанов, и, вместо того чтобы вывести его на чистую воду, он придирается по пустякам к честным коммунистам. Где его революционная бдительность? Что скажет на это секретарь?

— Сказанное вами похоже на шантаж, но я никогда не иду на сделку со своей совестью. Что вы разыгрываете комедию? Какую правду вы защищаете? Вы защищаете себя! Но об этом разговор еще впереди. — Рудаков круто повернулся и зашагал к вышке.

«Что может быть омерзительнее «высокоидейного» шкурника?» — подумал он.

У буровой вышки Рудаков застал Максимыча и белобрысого бурового мастера. Мастер стирал паклей с лица мазут, внимательно следя за стальными штангами, которые, шумно вращаясь, вонзались в землю.

Рудаков приветливо махнул рукой и подошел к деревянному ящику с разведочными образцами. В ящике ровными рядами лежали керны — цилиндрические куски коренных пород, извлеченных из буровых скважин.

Сидя на пне, Турбин рассматривал в лупу породу.

— О! Вот это да! — поднимаясь, весело пробасил старый разведчик.

Рудаков посмотрел через лупу и увидел на белом керне тонкие, похожие на паутину блестящие прожилки.

— Горка-то золотая! — крикнул ему на ухо разведчик.

Буровой мастер выключил станок и подошел к Турбину.

— Передохни чуток, паря, да посмотри-ка в лупу! — краснея от волнения, сказал Максимыч.

— Никак видимое золото! — присмотревшись, удивился мастер.

— Точно! Это и без анализа не ошибешься, — Максимыч погладил свою бороду-лопату. — Значит, золото и ниже есть, есть золото.

— С вас, Сергей Иванович, причитается, — щелкнув пальцем по горлу, засмеялся буровой мастер и, поглядев на яркое солнце, снял с себя тесный пиджак, сильно выгоревший на сгибах складок и на вороте.

— Все это хорошо, друзья. Но я хочу изменить план нашей разведки. Вот пришел посоветоваться. Присаживайтесь. — И Рудаков, поджав по-турецки ноги, опустился на землю.

— Как так изменить? — насторожился Турбин, зажав бороду в кулаке.

— Вот слушайте. У нас большинство разведчиков занято на поисковой разведке — роют канавы, проходят шурфы.

— А как ты, Сергей Иванович, обойдешься без поисков? — вежливо полюбопытствовал Максимыч.

— Наоборот, я предлагаю поиски вести самым совершенным способом — электроразведкой, а не задерживать уйму людей на канавах и шурфах.

— А так можно? — заинтересовался буровой мастер и присел рядом с Рудаковым.

Сергей Иванович достал папиросы, угостил мастера. Они закурили.

— Можно. Разведочная партия к нам приезжает — обком, как видите, помог. В партии есть геофизический отряд, он и проведет у нас поиски. А мы сейчас усилим проходку разведочной штольни и буровые работы. Согласны?

— А как это они без канав и шурфов найдут жилы? — усмехнулся в густые усы Турбин.

— Электроразведка выявляет с поверхности рудные зоны, примерно оконтуривает их границы и этим очень ускоряет поисковые работы, сокращает их объем. Хватит нам лопатой и кайлом ковыряться, — улыбаясь, закончил Рудаков.

Максимыч сдвинул на лоб картуз и недоверчиво почесал затылок: что это, охотничий рассказ? Буровой мастер слушал Рудакова как зачарованный, но, поглядев на Турбина, также неопределенно пожал плечами.

— Если не сказка, то давай испробуем твою физику, — пробасил Максимыч с прежним недоверием.

— Договорились. Теперь еще один вопрос: мало проявляешь заботы о своих разведчиках, Максимыч.

— Пошто так говоришь? — обиделся Турбин.

— Я обошел палатки и новые бараки. У многих разведчиков нет спальных мешков, спят без одеял. Не хватает посуды, вообще неуютно в бараках, холодно, — мягко объяснил Рудаков.

— Спальные мешки мне не дают. Говорят, лимиты выбрал. А что народу на разведке прибавилось — это завхоза не касается, задери его медведь. А холодно — значит плохо топят, хотя в тайге дров много, не покупать, — оправдывался Максимыч.

— Выписывай, что надо, все дадим. Следи за бытом разведчиков по-отечески, твои ребята стоят большего внимания. Кормят их сытно, но можно вкуснее. И за этим следи сам. Ты командир здесь, с тебя и спросят, — твердо закончил Сергей Иванович.

Максимыч многозначительно переглянулся с мастером и по-военному отрапортовал:

— Будет исполнено, товарищ комиссар.

Старик Кравченко и Наташа Дубравина подъезжали к прииску Новому.

— Слышишь, Наташа, гудки? А за поворотом, значит, саша́ будет. Слава те, господи, выбрались с этой распроклятой дорожки, что ни шаг — выбоины да колдобины, — ворчал старатель, стряхивая снег с мокрых усов.

И хотя прииска еще не было видно за пологой темной горой, порывы ветра уже доносили его шумное разноголосое дыхание, непривычно нарушавшее торжественную тишину тайги.

Степан Иванович и Наташа очень устали. Выехали они на санях по первопутку, в бездорожье и, жалея лошадь, почти весь путь, не останавливаясь, шли пешком, еле переставляя скользившие по грязи ноги. На сапоги налипла тяжелая, вязкая глина, ватные фуфайки смокли от снега.

Наташа шла позади Степана Ивановича. Присесть бы на лежащее у дороги дерево, но просить старика немного отдохнуть она не хотела. А Кравченко, слегка ссутулившийся, как всякий человек, долго проработавший под землей, все шел и шел не останавливаясь, словно и не было ему шестидесяти лет. Высокий, широкоплечий, он помахивал длинным бичом и покрикивал певучим, мягким голосом на выбившуюся из сил кобылу:

— Но-о-о, дочка! Но-о-о, милая!

Наташа глядела на этого большого, сильного человека и думала: «Очень Иван походит на отца!» И, будто услышав напевный голос Ивана, вспомнила, как делал он робкие попытки объясниться ей в любви, а она переводила все на шутку и, придумав какой-нибудь предлог, убегала. Любит ли она Ивана? Что ответить?..

Справа и слева качались длинные голые ветви осин и берез, слегка шевелились запорошенные снегом пихты и могучие разлапистые кедры, на белых в махровой изморози кустах висели алые гроздья калины.