Георгий Лезгинцев - В таежной стороне

Около дороги на мелком снегу Наташа заметила следы зайца. Они петляли вокруг деревьев, приближались к дороге, потом снова пропадали в тайге. Девушка сорвала с калинового куста ветку со спелыми ягодами.

Впереди все слышалось монотонное бульканье жидкой грязи от лошадиных копыт и бесконечный скрежет санных полозьев.

Но вот тайга поредела, показалась просека, по которой было проложено широкое и ровное автомобильное шоссе, соединяющее прииск Новый с железнодорожной станцией. Мимо часто проносились залепленные ошметками глины грузовики.

— Как на большак попали, словно из берлоги на свет выбрались! — сняв серую баранью папаху и протирая платком наголо бритую голову, сказал старик.

Проехали деревянный мост, перекинутый через горную речку с хрупкими ледяными заберегами. Темная вода дышала холодным белым паром: шла шуга.

— Не за горами ледостав, — заметил Кравченко.

Вскоре остановились перед закрытым шлагбаумом у железнодорожного переезда. Пыхтевший паровоз долго толкал длинный состав порожних вагонов.

Подъехал грузовик и остановился около саней. Разбитной шофер, оглядев Наташу, предложил:

— Батя! Грузи свою кобылу, пока она не сдохла, в мой самосвал и сам садись с дочкой, довезу мигом!

— Лишнего не болтай, паря. Не первый день по бездорожью плетемся, не шутки. Сколько осталось до Нового? — устало спросил Кравченко.

— Километра два. Ты езжай, батя. А ты, красавица, садись в кабину, прямо к заезжему дому подвезу. Не здешние? — спросил парень, открывая дверку.

— Спасибо! Дойдем и так, теперь недалеко, — строго сказала Наташа, не взглянув на парня.

Немного отдохнув в заезжем доме, Кравченко и Наташа отправились искать контору рудника.

— Меня не удивишь, я воробей стреляный, недаром ходоком послали. Может, какая новинка и есть на государственных работах супротив старательских, только труд наш завсегда и везде каторжный, — рассуждал Кравченко.

— А вы, Степан Иванович, не спешите с выводами, — посоветовала Наташа. — Посмотреть сначала надо…

— Не учи меня! — буркнул он и, испугавшись автомобильного гудка, поспешно соскочил в кювет.

— Товарищи! Вы не с Южного прииска? — окликнула их молодая девушка в форме горного инженера, спрыгнув с подножки замедлившего ход грузовика.

— С Южного, — ответила Наташа.

— Тогда давайте знакомиться! Я Екатерина Васильевна Быкова. По распоряжению начальника рудника буду сопровождать вас и давать пояснения, — радостно объявила девушка-инженер.

Кравченко мрачно, с явным недоверием оглядывал хрупкую спутницу, а Наташа приветливо трясла руку новой знакомой.

Худощавая, в длинной горняцкой шинели, она больше походила на подростка фезеушника, чем на инженера. Ее черные волосы были уложены валиком и выбивались из-под форменного берета. Она улыбалась. Большие карие глаза добро глядели на Кравченко и Наташу.

— Много слыхали о вашем Новом, да повидать не довелось. А ты, Катерина Васильевна, сама-то горняцкое дело знаешь? — неласково спросил Степан Иванович.

— Зовите меня просто Катей, — смущенно попросила девушка. И добавила настороженно: — Я еще молодой специалист, но кое в чем разбираюсь; приехала из института перед отъездом Степанова к вам. Как поживают Виталий Петрович и Лидия Андреевна? — спросила Быкова Наташу.

— Ничего, привыкают, — сухо ответил за Наташу Кравченко.

Быковой не раз приходилось встречаться с недоверием — не потому ли, что она имела далеко не внушительный вид и редкую для девушки специальность? Вот и этот старик ей не верит.

Еще в институте шли горячие споры о том, чем будут заниматься девушки по окончании его. «Известное дело, девчата! Какие же вы горняки? Многие из вас выйдут замуж и не будут вообще работать, — смеялись ребята. — А кому не удастся найти «опору», окопаются в конторах и будут проклинать свою специальность: «Ах, почему я не медик, не агроном, не педагог?»

Катя вспомнила и первый разговор со Степановым, тогда главным инженером прииска. Она с путевкой приехала сюда, на Новый, и явилась к начальству.

— Будете работать диспетчером, эта работа по вас, — скептически осматривая ее, заявил Степанов. — А в шахте даже старые горняки иногда не выдерживают, не девичье это дело.

— Я настаиваю на том, чтобы мне дали работу рудничного геолога, как указано в путевке. Я комсомолка и работы не страшусь, — твердо заявила Катя.

— Эта должность не для вас. Еще могу назначить в технический отдел проектировщиком. Согласны?

— Нет, и меня обижает ваше недоверие. Так еще в институте рассуждали наши ребята. Ужасно остроумно, правда?

Степанов сказал тогда, что институтские ребята в принципе были правы, что в горном цехе не детский сад — там добывают золото.

Катя настаивала на своем, и Степанов, объявив, что у нее сварливый характер, все же согласился с ней… И вот опять тот же разговор, те же сомнения.

Наташе было неудобно перед Катей за явное недоверие своего спутника к молодому инженеру, и она переспросила:

— Значит, знаете нашего начальника?

Быкова оживилась и сказала, что Степанова знают и помнят на Новом все жители. Да и как забыть, скажем, такое. Здесь раньше было тяжело с водой, потому что отходы с рудничной фабрики сбрасывались прямо в реку, и от вредных кислот гибла рыба, падал скот, частенько болели люди. Степанов на свой риск построил очистительную установку и проверил ее работу на себе — выпил стакан очищенной от кислот воды и… сильно отравился. Долго болел, еще дольше лечился и, выздоровев, опять взялся за эту установку. Когда неполадки были устранены, он вторично, к ужасу жены и друзей, повторил на себе тот же опыт. На этот раз все обошлось благополучно.

Потом разговор перешел на приисковые темы.

— Почему наш Новый зовется прииском, я и сама не знаю. По-настоящему его нужно называть рудником. Но раньше здесь рудника не было, так по старинке и остался прииском, — объяснила Быкова.

Прошли мимо большого двухэтажного кирпичного дома с белыми колоннами у входа и вывеской «Школа фабрично-заводского ученичества». Потом миновали круглое трехэтажное здание с широкой каменной лестницей — Дворец культуры. Перед ним угадывались покрытые снегом газоны, а вдаль, в сторону курившейся реки, убегала березовая аллея.

— У нас здесь летом очень хорошо: река рядом, озеро, водная станция, стадион! — увлеченно говорила Катя.

— Ты, дочка, лучше скажи: что это за махина? А про стадион в другой раз расскажешь, это игрушки! — ворчливо перебил Кравченко, кивая на огромное кирпичное здание с плоской крышей, за которым возвышалась пирамидальная башня.

— Это рудосортировка и копер главной шахты. Мы везде побываем. А сейчас пойдем в бытовой комбинат и оттуда в наше метро.