Георгий Лезгинцев - Инженер Северцев

— Вызывал по ее личному делу. Она все объяснит тебе сама. Номер в гостинице достать не смогли — сам знаешь, Москва готовится к Всемирному фестивалю молодежи. Валерия Сергеевна живет в моей квартире, а мы со старухой — на даче… Друг другу не мешаем! Поговори с ней, — протянув ему трубку, предложил Шахов.

— Никто не подходит… Наверно, ушла куда-то. Мне очень странно, что за все это время она не написала ни строчки, а тут еще совсем непонятное назначение Стеклова… — Северцев положил трубку.

Шахову разговор был явно неприятен. Он встал со стула и надел пиджак, давая этим понять, что торопится.

— Поговоришь с ней и все поймешь. Адрес мой помнишь? — направляясь к двери, спросил он.

— Что-то вы загадками стали со мной разговаривать, — сухо ответил Северцев.

Шахов, чтобы пресечь объяснения, попрощался.

— Заходи завтра, а сейчас извини: бегу провожать министра, он сегодня улетает на восток. Тоже назначен председателем совнархоза. Машину тебе вызвать не могу — уже отправлена в совнархоз. Туда же отгружаем все наши пожитки. А может, зря суетимся, может придется вскорости перевозить свои пожитки обратно? — стараясь шуткой ослабить натянутость прощания, сказал он и удалился.

Северцев вышел во двор. Постоял, посмотрел на отъезжавшие грузовики, доверху набитые министерским добром. С тревогой вспомнил последнюю фразу Шахова, значит, он сомневается в долгосрочности принятых решений…

Михаил Васильевич спустился в прохладное метро и вскоре был у здания городского суда. Перед тем как войти в мрачный подъезд, он чуть задержался. Никогда прежде он не имел дела с судами… Даже с опаской поглядел по сторонам: не видит ли его кто-нибудь из знакомых? Что тогда подумают о нем?.. Но все обошлось. Больше того — решившись войти, он узнал, что городской суд развел Северцевых. Ему выдали на руки долгожданный документ.

Михаил Васильевич взял такси, чтобы поскорее увидеть Валерию.

Ехали медленно. Было самое время разъездов, и перед светофорами выстраивались вереницы машин. Северцев нетерпеливо поглядывал на автомобильные часы. Стиснутое со всех сторон машинами такси ползло за светло-зеленым «Москвичом», поминутно тормозя. Наконец проскочили перекресток и подъехали к магазину, где Северцев смог купить торт, бутылку вина, фрукты. Надо же было отметить такое событие!

Наверно, Валерия будет рада предложению Шахова! Они уедут из Сосновки, а на новом месте и вправду все будет по-новому…

Он вылез из такси, нагруженный покупками, быстро взбежал на второй этаж. С трудом дотянувшись, локтем надавил кнопку звонка.

За дверью послышались шаги. Голос Валерии спросил: «Кто там?»

— Это я! Открывай скорее! — громко крикнул он, и дверь мгновенно открылась.

На пороге стояла Валерия. Но Михаил Васильевич путь отшатнулся назад.

— Ты больна, что с тобой? — с тревогой спросил он, вглядываясь в вытянувшееся лицо, в синие круги под воспаленно блестевшими глазами.

Она растерянно посмотрела на него, ссутулившись, прошла в глубь квартиры.

Бросив на столике покупки, Михаил Васильевич поспешил за ней. Валерия сидела на диване, запрокинув голову, прикрыв глаза.

Михаил Васильевич сел рядом, обнял ее.

— Что с тобой? Я не узнаю тебя… Ты, кажется, недовольна, что я появился тут? Чем я провинился? Скажи же, ради бога! Уехала, и ни слова… Душу мне всю перевернула! Разве так можно…

Валерия потянулась к нему и, положив голову ему на грудь, заплакала. Думая только о прошлых бедах, Михаил Васильевич осторожно, чтобы не обидеть ее неловким движением, пролез рукой во внутренний карман пиджака, достал оттуда судебную бумагу.

— Успокойся, дорогая… — шепнул он. — Теперь все будет хорошо! Читай… — он поднес бумагу к заплаканным глазам Валерии.

Она прочла и, судорожно вцепившись в его руку, заплакала еще громче.

— Теперь я свободен!.. Мы завтра же идем в загс… Теперь все сразу уладится!.. — твердил он.

— Павел вернулся, — прошептала она, отстраняясь от него.

— Как вернулся?.. Ты же говорила, что его нет в живых…

Он произносил эти слова почти механически, все еще не понимая смысла того, что произошло.

— Да, мне самой говорили так… Ужасно все это! Я, наверно, сойду с ума… — Валерия рыдала, зарывшись головой в диванные подушки.

Михаил Васильевич встал.

— А как же мы?.. — в совершенной растерянности задал он детски глупый вопрос.

Валерия подняла горящее лицо:

— Откуда я знаю! Ему я все рассказала. Павел сейчас приедет, он уезжает сегодня…

— Что ты решила, Валерия? — беря ее за руку, спросил он.

— Пока ничего. Ждала тебя.

— А что думает он? Чего он хочет от нас?

Михаил Васильевич чувствовал, что его начинает душить прежняя ненависть к этому человеку.

— Павел? Ничего. Ему жить-то осталось…

Звонок в передней не дал Валерии договорить. А может быть, она и сама не решилась бы. Поднявшись с дивана, она, вытирая слезы на лице, вышла.

Михаил Васильевич прошел в столовую. На столе уже стояли три прибора, бутылка вина. В фарфоровой вазе красовался большой букет роз. Это укололо Северцева: Павел оказался внимательнее его.

Пожилой худощавый мужчина робко вошел, виновато улыбнулся. Подавая руку, представился:

— Павел Александрович. Впрочем, мы с вами встречались — еще на Орлином руднике…

Михаил Васильевич не отвел глаз. Больной старик с умными печальными глазами вызвал в нем жалость. Часто дергая левым плечом, Павел Александрович опустился в кресло. Валерия взяла из его рук палку с медным набалдашником, поставила в угол. Извинившись, ушла на кухню.

Наступило молчание. Мужчины, стараясь не подчеркивать этого, присматривались друг к другу.

— Когда вы вернулись? — нарушил молчание Северцев.

Павел Александрович с силой прижал левое плечо к спинке кресла и нервно замигал усталыми глазами.

— Осенью пятьдесят шестого года. Вскоре, как вы с Валерией Сергеевной уехали на Сосновку.

— Почему же не сообщили о себе раньше? Прошло уже девять или десять месяцев… — удивился Северцев.

— Зачем? Кто меня ждал? Кому я нужен? Не хотелось мешать вам. Но некоторые формальности заставили меня объявиться: ведь я по паспорту ее муж, — печально улыбнулся Павел Александрович.

Михаил Васильевич не захотел воспользоваться возможностью задать самый трудный вопрос.

— Что же вы делали столько времени?

— Восстанавливался сам и восстанавливал справедливость. Меня вернули в партию, и я помог освободиться от негодяя. Бурдюков осужден как клеветник.

— Бурдюков? Наш бывший заместитель министра? — быстро переспросил Северцев.

— Он самый. Мой однокашник по институту.

— Вот как… Значит, правда победила?

— Да. Но для многих моих товарищей слишком поздно. На нее у них не хватило жизни.