Георгий Лезгинцев - Инженер Северцев

Надо было готовиться к открытому партийному собранию горного цеха. Северцев подошел к стоявшему в углу чучелу рыси, потрогал пальцем ее острые зубы, надолго задумался, потом сел за стол, раскрыл и стал перелистывать «Горный журнал», делая кое-какие выписки.

Собрание будет необычным. Он расскажет коммунистам и беспартийному активу горного цеха о проекте плана на 1957 год, и пусть они сами обсудят годовую программу добычи руды и программу горноподготовительных работ. До этого года существовал другой порядок: план добычи руды спускали из главка, плановый отдел комбината только разверстывал его по горизонтам и участкам рудника. Все это делалось без какого-либо участия рабочих. Когда Кругликов предложил план добычи руды на будущий год вначале обсудить с рабочими, Северцев сразу согласился с парторгом…

…Валерия подошла неслышно, обняла Михаила Васильевича за шею и тихонько поцеловала в затылок. Он оторвался от работы, обернулся. Радость его сразу сменилась тревогой: Валерия выглядела очень утомленной.

Она поняла его взгляд.

— Безобразно постарела?.. Устала адски, а вся работа еще впереди… Ты что-нибудь ел?

Михаил Васильевич знал, что́ она хотела бы спросить у него. Он протянул ей письмо Виктора.

Прочитав, Валерия сказала:

— Сын в тебя пошел, упорный. Анну жаль: не легко ей. Впрочем, и мне не легче…

Михаил Васильевич мял пальцами папиросу. Валерия прислонилась к косяку двери, зябко кутаясь в шерстяной платок.

— Напишу Анне. Буду требовать развода, — сказал Михаил Васильевич.

Спокойно и печально взглянула на него Валерия.

— Анна не даст развода. Она ждет, что ты одумаешься и вернешься. У тебя взрослый сын.

Северцев вспылил:

— Хоть ты-то не говори глупостей! Разве можно склеить то, что разбито вдребезги?

— Вдребезги?.. Разве ты не скучаешь по сыну? Да и Анна, честно говоря, куда удобнее меня как жена: с ней ты прожил почти двадцать лет, а со мной выдержишь ли столько? — попробовала она перевести разговор на шутку.

Но Михаил Васильевич не принял ее тона.

— Не надо так, Валерия. Конечно, по Витьке скучаю, его мне очень недостает… Думаю, со временем он поймет… А что касается Анны, все дело в том, что я виноват перед ней: жизнь ей искалечил! Ты понимаешь это?

— Понимаю ли я, что такое искалеченная жизнь? — тихо и очень серьезно спросила Валерия.

— Прости меня! У меня голова кругом идет. Нужно рубить этот гордиев узел, — закуривая папиросу, сказал Северцев.

— Будем ли мы с тобой счастливы, Миша? Недавно мне казалось, что будем, а теперь… не знаю я… Между нами всегда будет стоять Анна, всегда будет стоять Виктор. Он не оставит мать. Да, да, не оставит, хочешь ты этого или нет… Видимо, у меня на роду написано быть неудачницей во всем. Знаешь, на первом курсе мои однокашники и даже профессор прочили мне как геологу большое будущее. Я сама верила, что совершу что-то необычное, стану знаменитостью! Словом, как и все, верила в свою звезду… Мечты давно рассеялись, я всего-навсего средненький геолог, каких тысячи. Подвига не совершила, думать о нем, когда уже сорок, просто глупо…

— Что с тобой, Валерия? — удивился Северцев. — Жизнь сложнее девичьих грез!.. Не стала знаменитостью… Ты ли это говоришь? Я просто отказываюсь понимать тебя, Валерия…

— Я сама себя не понимаю.

Истекло время очередного перерыва, снова раздался продолжительный звонок, и прокопченные папиросным дымом коридоры быстро опустели.

Кругликов предоставил слово техноруку Морозову.

Морозов подошел к трибуне. Он долго молча перебирал бумажки, где заранее записал все свое выступление. Потом решительно отодвинул их в сторону и начал:

— Правильно, что дирекция и партком, прежде чем план окончательно составить, советуются с нами, рабочими и инженерами! Меньше ошибок будет, когда план снизу создается. Совсем недавно это делалось вроде как шиворот-навыворот: выведет какой-то дядя в Госплане цифру и спускает ее в министерство. А министерство — бух ее главку! Главку тоже работа без натуги: разбей эту цифру по комбинатам. Может, кто подумает, что надо у них, у комбинатов этих, спросить: а какое у них мнение? Что они-то мозгуют по этому вопросу? Зачем!.. И вот, как дойдут, бывало, такие планы до шахт, вот тут только диву даешься: до чего же они, эти планы, не схожи с жизнью! Одни воюют: велик, дескать, план, цифра-то нереальная… Таких можно быстро приравнять к предельщикам и весь год потом колошматить за срыв… дутого плана. Другие сидят и помалкивают. Премии получают и думают: как бы его, план этот замечательный, какой на их-то долю достался, не перевыполнить! А то, глядишь, добавят, придется и впрямь работать в полную силу… Так вот, насчет нашего плана: сколько мы должны добыть руды в новом году? Я, например, согласен: его нужно увеличить на двадцать процентов. — Теперь он взял листочки с записями и стал доказывать, откуда взять эти двадцать процентов. — И самое главное — подготовку вести к открытой добыче… А пока — цикличность во всех забоях, значит, чтобы как часы! — строго закончил Морозов. И аккуратно собрав бумаги, положил в карман.

За ним слово взял молодой коммунист Фрол Столбов.

— Товарищи! Кто есть у нас рабочий класс? Хозяин жизни. А хозяина надо спрашивать, за него не решать. Если часом ошибемся — подправляйте! Только неужто ж мы сами себе лиходеи: хуже спланируем свое добро, чем дядя из главка, о каком совершенно справедливо говорил тут товарищ Морозов?

Ему зааплодировали. Из зала выкрикнули: «Верно говорит!», «Выкладывай все начистоту!»

— Обратно скажу про социалистические обязательства. Профсоюз пишет — не позовет посоветоваться. А раз со мной не советуются, и спрос с меня не такой! Цехком написал за нас обязательство — давать в смену восемьсот сорок тонн при плане восемьсот. Зашел я в цехком, спрашиваю: почему восемьсот сорок? Накинули, объясняют, пять процентов к плану — и хватит, а то не выполнишь… Какое же это, товарищи, социалистическое обязательство? Обман это, да и только. Ведь мы-то, покуривая да подремывая, легко перекрываем это обязательство! Скажу прямо: в нашем цехкоме болтают много, а работы не видно. Теперь скажу о плане. Раз нас спрашивают, как побольше руды добыть, — значит, свои ответы должны мы отбитой рудой давать! Плановый отдел определил по нашему горизонту девятьсот тонн в смену. А я скажу, что мало: мы сейчас девятьсот даем. Так ведь треть смены мы простаиваем из-за плохой работы техснаба: то буров нет, то коронок не подвезли. Хочешь не хочешь, а вспомнишь добрым словом этого… Ну, мы его все прозвали «пузатый шахтер»… Как же его?.. Барон! При нем-то по-другому нас снабжали! Разве плановый отдел верно это делает, что и на новый год треть смены на простой планирует? Такой план никуда не годится. Нужно, по нашему горизонту по крайности, тысячу сто, тысячу двести тонн считать. Мы их дадим, если управление комбината подтянет своих снабженцев… Есть у нас еще одно предложение — электрический буровой молоток смастерить! Мой напарник Димка Серегин изобрел, только пока помалкивает… Если Димке помочь додумать это дело, большое облегчение проходчикам будет!.. Теперь про открытые работы. Я так скажу: их крепко мозговать следует. Как говорится, не торопись — чай, не блох ловим!..