Георгий Лезгинцев - Рудознатцы

Михаил Васильевич поднялся на второй этаж по широкой мраморной лестнице старинного особняка, миновал доску с названиями управлений, отделов совнархоза и, подойдя к резной дубовой двери, на которой была прибита стеклянная дощечка «Заместитель председателя совнархоза М. В. Северцев», рывком открыл ее.

— Здравствуйте, Марья Станиславовна!

Миловидная блондинка с накрашенными ресницами, выдвинув из стола ящик и положив в него книгу, с увлечением читала. Услышав голос начальника, она торопливо задвинула ящик и встала.

— Наконец-то приехали! Здравствуйте, Михаил Васильевич… — засуетилась она. Взяв со стола ключ, поспешила открыть дверь кабинета.

Михаил Васильевич выжидательно посмотрел на нее. Поняв, о чем он хотел бы первым делом спросить ее, она, отрицательно покачав головой, тихо сказала:

— Нет, никто не заходил…

В кабинете все было по-старому. Тяжелая, красного дерева мебель, вывезенная из бывшего министерства, в царившем здесь полумраке казалась еще более массивной. На высоких стенах — карта совнархоза, таблица Менделеева… Полукруглые окна, выходящие на людную площадь, затянуты бархатными шторами, не пропускающими ярких лучей солнца. На столе, рядом с медведями на чернильном приборе каслинского литья, синяя вазочка с тремя красными гвоздиками (он знал — это подарок Марьи Станиславовны).

Северцев устало опустился в глубокое кожаное кресло. Опять «нет». Никто не был. Уже восемь лет вот так…

Михаил Васильевич чувствовал себя неважно: не выспался, да к тому же переложил лишку на затянувшихся проводах у Степанова. Опять покалывало в печени. Давно пора воздерживаться от маломальских излишеств, перейти на строгий режим…

Нужно бы с дороги и отдохнуть, но Северцев с такой неприязнью подумал о своей запущенной холостяцкой квартире, что решил остаться здесь. Вздохнув, налил в стакан затхловатой газированной воды, пригубил и отставил стакан подальше. Посмотрел на откидной календарь: «6 мая 1965 года». Перелистал его до 9 июня. Закурил. Снял трубку телефона.

— Николай Федорович, здравствуйте!.. Я только что приехал с аэродрома… Да, объездил всю нашу совнархозовскую епархию… Что ж сказать… Вы знаете не хуже меня: предприятиям нужна серьезная помощь, а мы бессильны оказать им эту помощь… Да, за эти годы наши мечты развеялись как дым… Почему? Потому, что нам, местным работникам, мало доверяют, совнархозы стали бесправнее министерств. В эту поездку я вновь десятки раз краснел перед производственниками! За свою… если так можно выразиться, начальническую импотентность: одни советы — и только!.. Краснел, вы угадали: мне все это осточертело. Ругайте меня, дорогой Николай Федорович, но дело руганью не изменить… Яблоков? Как же, конечно, помню… Хорошо, я буду у вас ровно в пять. — Северцев положил трубку.

Он снял пиджак, засучил рукава сорочки, придвинул к себе толстую папку с бумагами и задумался…

Зачем он так разговаривал с Шаховым, самым близким ему человеком, которому столь многим обязан! Одно «дело Северцева» чего стоило, и окончилось оно благополучно только благодаря Шахову…

Эти события относились еще ко временам министерства. Северцева оговорил его бывший товарищ по Горному институту Птицын, увидавший в нем возможного претендента на должность начальника главка — ту самую должность, которую занимал Птицын. Много крови тогда попортил Птицын директору Сосновского комбината Северцеву, обвинил его во всех смертных грехах — технических (перевод рудника с подземных на открытые работы) и моральных (сожительство с подчиненным — геологом Малининой). Добился отстранения его от должности, более того — пытался состряпать уголовное дело… Принципиальность и мужество Шахова поставили все с головы на ноги в искусно сфабрикованном «деле»…

Вошла секретарша:

— К вам директор третьего горнообогатительного комбината.

— Филин? Пусть заходит.

В раскрытую дверь еле протиснулся полный, рыхлый мужчина в рубахе-косоворотке. Он тяжело опустился на стул напротив Северцева.

— Ну как, Пантелеймон Пантелеймонович? Львиная шевелюра-то еще не вылезла! — присматриваясь к Филину, констатировал Северцев.

— Куда там! После каждой стрижки — новые валенки. С фигурой хуже. Голодаю, всякие разгрузочные дни, а разносит, видишь, как на дрожжах… Выход один — ищи работу с окладом шестьдесят рублей.

— Как идет жизнь?

— А так она идет: хожу у вас здесь из двери в дверь — ответ один: «Мы не можем». Хорошо, хоть один тут мой знакомый есть, обещался посулить!.. План давай, давай, давай… И ничего под него не проси! Хороша перестроечка. — Филин, тяжело поднявшись, подошел к столику, налил из сифона воды, залпом выпил.

— Помнишь, мы все приветствовали перестройку руководства промышленностью? Что ж ты теперь жалуешься? — Северцев включил настольный вентилятор.

— Перестройка проходила под девизом «доверие местам». А что получилось? Вот ты, зампред совнархоза, можешь выделить мне полмиллиона на достройку обогатительной фабрики? — наступал Филин.

— Формально у меня есть такое право, а фактически без Москвы не могу.

— Тогда зачем же ты здесь, дружище? Сам зря деньги получаешь да еще новых бездельников плодишь! По всему Зареченску объявления развешаны о приеме на работу в совнархоз…

Северцев прошелся вдоль стены. Потом ответил:

— Об этом я сегодня примерно то же самое скажу Шахову. Аппарат разбухает, раздувается… Чиновники сидят в знаменателе, — увеличивая его, они уменьшают результат. А как его увеличить, никто не знает. Есть одна идейка…

— Да неужто? — шумно вздохнув, насмешливо бросил Филин.

— Что ты такой недоверчивый сегодня? Лучше послушай: разнообразие техники сейчас так велико, что нельзя управлять экономической жизнью страны без машин… Никакие Госпланы, министерства и комитеты справиться с этим не в состоянии. Согласен?.. Вот я только что с Кварцевого рудника приехал, ты знаешь его. Там работают десятки буровых станков, экскаваторов, самосвалов, обогатительная фабрика, энергетическое хозяйство, ремонтные цехи, огромные лесозаготовки, водоснабженческие станции, компрессорные, отвальные хозяйства, транспорт и прочая, и прочая, и прочая… Все это должно работать слаженно, синхронно, управляться автоматически из одного центра — тогда будет толк. Так вот! Машины нужны уже не только для экономии человеческого труда, они необходимы для самого существования экономической системы. Системы! Понял? Без них не обойтись. Так же, как без электронной вычислительной машины невозможно управление спутником или космическим кораблем…

Прервал Северцева телефон. Звонил секретарь обкома партии Кусков, ведающий промышленностью. Ему только что сообщил управляющий банком об очередном «художестве» Северцева: драгу с Матренинского прииска передал на Кварцевый, когда нет ни проекта, ни сметы… Даже посоветоваться ни с кем не пожелал. Налицо очередной рецидив самоуправства! Северцев, видно, забыл, что за подобные дела он уже наказывался еще на Сосновке. Придется ему об этом напомнить!..