Лев Кожевников - Улыбка Афродиты. Смерть прокурора

«Не хватало еще сцепиться на лестничной площадке со своим кобелем», — хмуро подумал Глухов. Провернул ключ.

Первым в квартиру вбежал Саттар, грубо потеснив в дверях хозяина. Сунулся в комнаты, на кухню и лег у дверей в спальню. Вывалил язык.

— Откуда ты взялся, подлец? — мимоходом грубо осведомился Глухов. Ответа, разумеется, не последовало, хотя это не означало, что вопрос не был понят.

В дверь постучали.

Обыкновение стучать, не обращая внимания на кнопку звонка перед носом, имела соседка из квартиры напротив. Так и оказалось. В пространных выражениях она извинилась за вторжение и передала телеграмму, которую принесли вчера, когда Глухова дома не было. Ее очень удивило, что супруга и дочь, отправившиеся в Крым, судя по почтовому штемпелю, так скоро возвращаются. Должно быть, там тоже беспорядки, как и везде.

— Но вы не подумайте, Иван Андреевич, бога ради, что я чересчур любопытна. Телеграмму мне передали в открытом виде, так уж волей-неволей…

Глухов с трудом выпроводил соседку за дверь и с непонимающим видом уставился на телеграмму. Перед глазами, словно живые, прыгали три слова:

ВСТРЕЧАЙ 17-го ТАНЯ

Семнадцатое сегодня. Значит, прибывают с дневным поездом. Еще целых шесть часов ожидания. За это время он трижды успеет сойти с ума. Глухов стиснул в кулаке телеграмму так, что затрещали суставы пальцев и надолго уставился свинцовым взглядом в стену перед собой.

На вокзал он приехал на учебном грузовичке с двумя дополнительными педалями. До прибытия поезда из кабины не выходил, стараясь держать привокзальную площадь и двери в поле зрения. Но все догадки решительно оставил на потом, до получения необходимой информации.

Первой на подножке вагона появилась дочь. Пятнадцатилетняя Даша с радостным визгом повисла у отца на шее. Глухов почувствовал, как у него отлегло от сердца.

— Папа, а где Саттарчик? Почему не пришел? Па-а?

— Дома ваш Сортирчик, успокойся. Готовится к торжественной встрече.

— У-уй, опять! Обзывает…

— Не буду, не буду. Все. По лицу жены, едва взглянув, Глухов сразу понял, что дела обстоят не лучшим образом. Он вздохнул и молча взялся за сумки. Даша куда-то исчезла, но вскоре появилась возле грузовичка.

— Па-а, тут наши девочки из класса. Оказывается, мы вместе ехали. Я с ними, хорошо? Я сама доберусь.

— Доберись. Но не позже восьми вечера.

Дочь упорхнула. Глухов молча наблюдал, как жена Татьяна неловко боком поднялась на подножку и так же боком пристроилась на дерматиновое сиденье. Спросил:

— Что случилось?

— Дома, Ваня, расскажу. Поезжай, — и отвернулась в окно. Но когда грузовичок неторопливо вырулил со стоянки и запрыгал на ухабах, не выдержала — всхлипнула.

— Я боюсь.

Глухов промолчал, чувствуя, что худшие из его опасений, похоже, сбываются. Он приобнял жену свободной рукой за плечи, успокаивая. Дома тоже торопить с рассказом не стал, предоставив событиям идти своим чередом. Сам отправился на кухню варить кофе.

— Госпопи, запах-то! Ты что, не проветриваешь совсем?

— Обыкновенно, псиной, — ухмыльнулся он. Однако форточку на кухне открыл.

Но Татьяна не услышала. С рассеянным видом она села на табурет, сжав узкие, уже загорелые кисти рук между колен. Глухов вдруг подумал, что хотя они с женой прожили в браке почти семнадцать лет, он все же плохо знает ее. Даже не уверен, любит ли она его. Обычно, уступив настояниям, она скучно и монотонно справляла явно постылую ей супружескую обязанность и нередко прерывала в самом разгаре, начав вдруг с увлечением рассказывать, кто и что ей сегодня сказал при встрече, или что ей необходимо купить к завтрашней замечательной кулебяке. Глухов даже фыркнул при этих воспоминаниях. Татьяна шевельнулась на табурете.

— Я боюсь, Ваня, — слабый голосом повторила она.

— Уже слышал. Дальше что?

— Ты… ничего не скрываешь от меня?

— Не понял. Что именно?

— Не знаю. — На некоторое время она замкнулась. И вдруг ее словно прорвало. — Почему они требуют от нас какие-то деньги? Кто они? И сумма… это какая-то фантастика! Откуда у нас такие деньги? Почему именно у нас?

— Погоди. Мы, кажется, достаточно на эту тему говорили. Что тебя не устраивает?

— Не знаю. Я ничего не знаю! — Она уже плакала. — Но это не шутка… Не розыгрыш, как ты утверждал!

— Черт возьми, ты сама только что сказала — это абсурд. Фантастика требовать от нас такую сумму. Надо быть придурком…

— Почему ты отправил нас в Крым?

— Я? Вас?

— Ты испугался, что они исполнят угрозы. Поэтому решил нас с Дашей спрятать у родственника.

— Все с ног на голову! Вспомни, дорогая, напрягись. Подошло время твоего отпуска, так? Ты сама не раз этот разговор начинала — куда бы съездить, хоть ненадолго, отвлечься. Я и предложил. Мне лично было все равно. Но раз уж ты всерьез весь этот розыгрыш восприняла, мы с тобой решили: вы едете к моему двоюродному брату в Крым. Тем более, что Дарья там вообще ни разу не была. Кстати, как он? Чем занимается?

— Работает, — машинально отвечала Татьяна.

— Хм… надо думать.

— Говорит, шабашку нашел, выгодную. Очень довольный.

— Что именно?

— Виллу какому-то тузу строит. С бассейном. Он даже свозил нас на стройку, показывал.

— Вас-то зачем?

Жена не услышала вопрос. Вздохнула.

— Это не розыгрыш. Они… напали на меня.

Глухов поперхнулся и едва не выпустил из рук чашку с остатками кофе. В голове словно лопнула противопехотная мина. Спустя некоторое время хрипло спросил:

— Как это произошло? Где?

— Дикий пляж, помнишь? Сразу за волнорезом, вправо. А дальше бухточка с тенью. Скалы близко подходят. На пляже было многолюдно, мы отправились туда, — Татьяна произносила слова медленно, едва слышным голосом. Голова ее была опущена, и на юбку, на руки падали крупные слезы.

— Кто мы?

— Сева, племянник. Он на год старше Дарьи, длинный. Оба, как пришли, сразу в воду, купаться. Когда я переоделась, они уже заплыли с Дарьей, метров триста от берега. Море блестит, кое-как разглядела две точки. Даже голосов не слышно…

…Татьяна тоже забрела в воду и минуты две-три с наслаждением плескалась, пока не задела рукой медузу, к которым так и не смогла привыкнуть. Выбравшись на берег, расстелила циновку и взялась читать детектив, начатый еще в поезде. Горячее солнце, легкий, ласковый бриз с моря заставили ее смежить глаза, поэтому когда услышала чужие шаги, было уже поздно. Она откинула волосы и хотела повернуть голову, но кто-то грубо наступил ногой прямо ей на шею и вдавил лицом в песок. Кричать она не могла, но почувствовала, что купальника на ней уже нет, его разрезали ножом и сорвали. Она забилась, словно выброшенная на берег рыбина. Еще немного и ей удалось бы освободиться, но в этот момент ее схватили за волосы, рванули вверх и с такой силой снова вдавили лицом в песок, что она потеряла сознание и обмякла…