Георгий Свиридов - Охотники за алмазами. Открытие века

Катерина сама закрыла дверь и жестом показала на стул:

— Давай поговорим. Мое терпение лопнуло.

Далманов стянул полушубок и не стал разуваться, снимать меховые унты. Он устало опустился на стул.

Дважды зима закутывала таежные просторы в белые, зимние шубы и еще два лета плакали дети, искусанные мошкой и комарьем, и ругались жены, проклиная все на свете, а нефть все еще не давалась. Она лишь дразнила, бродила где-то рядом заманчивым призраком и разжигала надежду. Были получены даже первые скупые литры пахучей зеленоватой жидкости. Выдала их третья буровая на берегу таежной речки Пим, правого притока Оби. В весеннее половодье вода подступала к самой буровой, плескалась у дощатого настила. Проходка скважины давалась с трудом. Люди роптали. На стол Далманова ложились заявления об уходе. Никакой нефти тут нету и в помине. Надо скорее уходить от трясины, от гнуса. Во время испытания скважины снова плеснет из глубины мутная водица, пробулькает газом и — все… Так уже не раз было! И до свидания. Привет с хвостиком. А вышку разбирай, оборудование грузи и перетаскивай на новое место. Опять тайга, опять болота, дышащие смрадными испарениями… До каких же пор?..

И вдруг скважина заговорила. С яростным шумом выплюнула глинистый раствор, окатив с ног до головы бурильщиков, зашипела газом и стала выбрасывать вместе с водой темную маслянистую жидкость. Ее становилось все больше и больше. Поставили пустую железную бочку, за несколько минут она оказалась полной. Сверху на добрую треть, отделяясь от воды, плавала нефть. Густая, зеленовато-коричневая, отливающая радугой на солнце. Есть!.. Наконец-то! Радостно переглянулись. Но с радостью пришла и тревога. Бросились к задвижкам, выключили ток, остановили дизели. Нечаянная искра — и может полыхнуть огонь… А кругом тайга. Каждая потерянная секунда может обернуться бедой. Скорей, скорей! Подвели трубы, завинтили перекрытия, сделали отводы… Все, как положено. Надо обуздать фонтан!..

А из железного горла, чихнув, несколько раз пронзительно пахнущим газом, дохлой струйкой посочилась маслянистая жидкость и исчезла. Словно ничего и не было.

Бурильщики во главе с мастером, обляпанные глинистым раствором и нефтью, стояли у скважины, не решаясь удалиться. А в ушах все еще слышался недавний ошалело свистящий рев, да тошнило от газа…

Те первые литры сибирской нефти были дорогими литрами. На торжествах, посвященных юбилею края, Фарман Далманов тряс своими густыми кудрями, сверкал белками глаз и, поднимая бутылку с золотисто-коричневой жидкостью, не говорил, а, скорее, выкрикивал в зал:

— Товарищи! Это нефть высокого качества! Исключительно хорошая нефть! Двадцать процентов бензина! Двадцать четыре процента керосина! А другие важнейшие компоненты!.. Нет, товарищи, я не это хочу вам сказать! Совсем другое хочу сказать! Это только начало!.. Вы скоро услышите о других скважинах! Черное золото Сибири пойдет на службу советскому народу!

Но фортуна, словно издеваясь над нефтеразведчиками Усть-Югана, словно испытывая их долготерпение, лишь слегка осенила своим крылом и — пролетела мимо. Первую промышленную нефть нашли в другом конце необъятной Западно-Сибирской низменности, за тысячи километров от Среднеобья, намного южнее и значительно западнее, ближе к Уральским горам, в обжитой и богатой тайге на берегу задумчивой реки Конды, судоходного притока Иртыша.

Фарман в тот жаркий июньский день только вернулся, из поездки в Усть-Юган, где на высоком бугре лесистого острова, неподалеку от стойбища хантов, закладывалась новая буровая. Теперь-то, думал Фарман, наконец, доберемся до нефтеносных подземных рек! Он был уверен в успехе, как говорил, на «все двести процентов», потому что у геологов появились «глаза, которые смотрят сквозь землю». Глазами стали геофизики.

Всю зиму отряды геофизиков и сейсморазведчиков прощупывали землю там, где указывал Далманов, в тех районах, на которые он возлагал надежды. И к весне на стол легли карты, на которых были указаны контуры возможных месторождений. Наиболее заманчивой оказалась площадь Усть-Югана. Огромный подземный колокол, который наверняка может оказаться «нефтяной ловушкой», таился под этим мало чем примечательным островом, омываемым с одной стороны широкой протокой Юганской Оби, а с другой — таежной рекой Юган.

В тот жаркий июньский день настроение у Далманова было превосходным. Дела складывались как нельзя лучше. Он напевал, когда в кабинет вошел радист.

— Телеграмма… Вот, перехватил… На Конде фонтан!.. Двести пятьдесят тонн в сутки…

Далманов качнулся, словно из-под ног ушла опора. Вцепился пальцами в край письменного стола. Не может быть!.. Солнечный день на миг померк. Радость и обида захлестнули сердце. Опередили. Нашли! Там, а не здесь… На мгновение растерялся. Возникло такое ощущение, что его обокрали. Незаслуженно обидели. Так уже было. Тогда, на стадионе, когда на глазах всего города рыжеволосый динамовец сбил с ног и нанес удар каблуком. Вроде бы нечаянно, а удивительно точно, по голени… И вот сейчас. Похоже… Ведь доказывал, а ему не верили. И не один год! А будь у него техника получше, да хотя бы на год раньше прислали отряд геофизиков… Далманов глотнул воздух. Обезоруживающее известие… Он никак не мог облечь свое чувство в слова. И даже в мысли. Фарман пытался ухватить его, но оно выворачивалось, ускользало и таяло, оставляя ему лишь слабое эхо. Эхо чужой радости. Он переспросил:

— Сколько?

— Двести пятьдесят тонн в сутки, — ответил радист и добавил: — Прет из глубины с напором… Вот это фонтанчик! Махина!..

Далманов понимал, какая редкая удача у его далеких коллег. Большой фонтан! Промышленный! Первая большая сибирская нефть. Надежда, которой он жил и питал свое сердце, как-то сразу растаяла и удалилась за туманный горизонт. Он словно впервые остановился после бега, огляделся и посмотрел на окружающий мир. Под ногами у него была серая, жесткая, с гиблыми болотами земля, по которой надо было еще долго шагать в унылой работе и вести за собой людей. А они были разные. Одни гнались за славой, другие шли по долгу, а многие — за длинным рублем.

Новость всколыхнула и взбудоражила коллектив. Жадно слушали радио. Москва сообщила об открытии. Через два дня геологоразведчики читали газеты, доставленные самолетом. В «Правде» рассматривали с завистью большой фотоснимок буровой, отраженной в нефтяном озере. Читали беседу корреспондента с академиком А. А. Трофимчуком и «папой Юрой», начальником управления Ю. Ю. Эревьеном.

Чужая радость не очень-то окрыляет. И пополз слушок, что напрасно бурят пустые дыры в трудах и лишениях, потому как в Усть-Югане земля ничего не таит, что экспедицию скоро ликвидируют за ненадобностью… Нефть уже нашли в другом районе… Все чаще и чаще на стол начальника экспедиции ложились листки, вырванные из школьных тетрадей: «Прошу освободить от работы по семейным обстоятельствам», «По причине плохого состояния здоровья не могу работать в Усть-Югане». Были и откровенные: «Помогите перевестись на Конду…» Когда шатается вера в успех, все кажется неопределенным. Люди потихоньку снимались, уезжали. С одними Далманов расставался без особого сожаления, а других пытался отговорить, рисуя картины светлого будущего: в Усть-Югане ждет удача, это верно на все двести процентов!