Александр Кузнецов - В синих цветах

Генка в сердцах хмыкнул, откинул с глаз надоедливую челку, смерив Федора уничижительным взглядом, вразвалку двинулся за спицей.

Пригвожденный к топчану всеобщим презрением, Федор, вконец смутившись, попытался задобрить всесильного Генку почтительно-льстивым вопросом:

— Ген, а ты чего на фронт пошлешь?

— Да уж кое-что получше твоих бабьих носков, штопальщик.

В палате захихикали. Федор покраснел еще сильнее. Жалко улыбнувшись, спросил невнятно:

— Ну а все-таки чего, Ген?

— Табак, — бросил через плечо Генка, возвращаясь к своему валенку.

— Врешь?! — восхитилась Катька, застыв с занесенной иглой.

Генка не удостоил ее ответом, улыбнувшись в четверть рта, с подчеркнутым изяществом сплюнул на пол очередную порцию ниток. От этого плевка Катька еще больше разволновалась, заерзала на постели.

— Правда, табак?.. Откуда он у тебя?

— У однорукого выменял, — небрежно ответил Генка.

— У дяди Федота?

— Угадала… Возьми с полки пирожок.

— А на что выменял? — не унималась Катька.

— На две луковицы.

— Где ж ты лук взял?! — Катька едва не выпрыгнула из гипсовой кроватки.

— Много будешь знать — скоро состаришься, — нагло подмигнул ей мальчишка. И, насладившись вдоволь, продолжил игру: — В чеканку выиграл.

— Ты же проигрываешь всегда! — не удержался, выкрикнул со своей койки Марик, лепивший из замазки макет Кремля.

— Помалкивай! Пока по соплям не получил! — грубо оборвал Генка нового оппонента.

— Что ж ты Маринке лук не отдал? — выстуженным голосом просипела Валентина, которую за твердость и справедливость Татьяна Юрьевна назначила старшей по палате среди лежачих.

Генка беспечно улыбнулся, подкинул валенок к потолку, изловчился, ловко насадил на руку по самый локоть.

— Зубы-то у нее плавают. И лука ей не угрызть. Правда, Маринка? — улыбнулся Генка.

— Ага, — чуть слышно поддакнула Маринка.

— Можно было попросить протереть, — нудно настаивала Валентина.

— А мозгами шевелить ты умеешь? — перешел в контрнаступление Генка. — Что важнее: табак на фронте или лук для Маринки?

Аргументация мальчишки заставила всех замолчать.

— Стеша говорит, — невпопад вспомнила Катька, — что цинга — это ведьма такая когтистая, на цыганку похожая. Она по ночам с койки на койку скачет и всем рты кровавит.

— Ну и дура же ты, Катька. Прямо редкостная, — пропел Генка, вальяжно разваливаясь на громадном столе.

— А ты — шпана! — огрызнулась Катька.

— Валь, напишешь мне стихи? — спросил из дальнего угла похожий на печального хомячка шестилетний Шурик. — Я уж нашу Победу нарисовал.

— А стихи придумал? — вяло откликнулась Валентина, вырезавшая в подарок бойцам деревянную ложку.

— Стихи я еще раньше… Вот слушай: «Из танков наших непробиваемых и автоматов бейте веселее фашистов проклятых…»

— Непробиваемых танков нет, — продолжая возлежать на спине, Генка подкинул правой ногой и точно поймал на кончик носка свою разношенную матерчатую тапочку.

— Есть непробиваемые танки. — Шурик даже обиделся. — Они КВ называются! Вот!

— И кто же тебе сказал, что КВ непробиваемые? — усевшись на столе по-турецки, ехидно сощурился Генка.

— Мне сама твоя мама читала! Татьяна Юрьевна! Вот кто! — пискляво закричал Шурик.

От такого поворота Генка замолчал.

— Ген, дай банку, — попросила Маринка.

— А мне попить! — замельтешил рукой Марик.

Генка дернул головой, кинулся к медному чайнику, стоявшему на высокой табуретке у створчатого окна, рядом с рассохшимся, скрюченным фикусом.

Жадно присосавшись к острому носику, он сделал несколько порывистых глотков. Затем метнулся в противоположный угол, где на облезлом подносе, прямо на полу, выстроились разной величины банки, два старых судна и приплюснутый ночной горшок, которым никто никогда не пользовался. Отнеся банку Маринке, Генка возвратился к чайнику, наполнил высокую зеленую кружку с обкусанными краями, понес воду Марику.

Отдав кружку, скептически поджал губы, спросил так, чтобы слышала вся палата:

— Ну какая польза может быть на фронте от твоего макета? Кому он там нужен?

Марик захлебнулся от обиды, закашлялся, судорожно замахал перепачканными в замазке руками.

— А я!.. Ты же!.. Я доделаю когда!.. Мне вот только…

Бухнула дубовая дверь. Разметав, точно крылья, полы истершейся материнский жакетки «под котик», ворвался с мороза, помчался по палате пунцовый Павлик.

— Во танк какой! Сам из паркетин сбил! Видали?! В панфиловцев сыграем?!

— Ух ты! — ахнул Федор. — Где гвоздь для дула отхватил?

— Федот дал! Р-рррры!! Рраздавлю!! — понесся вокруг стола Павлик. — Законный, да?

— Ген, а правда! Давайте в двадцать восемь! — как флагом, нетерпеливо замахал своим рисунком Шурик.

— А Слонихи нет поблизости? — что-то прикидывая про себя, почти скороговоркой спросил у брата Генка.

— Она за дровами поехала. Сам видел, — заверил Павлик.

Не дожидаясь распоряжений старшего, он кинулся под пустовавший топчан, грохоча выволок искривленный железный ящик от сейфа, хранивший в себе сильно потрепанный набор «живой силы и техники».

— Ген, а почему только ты всегда Клычковым бываешь? — уныло спросил Марик.

— Пожалуйста, валяй ты! — издевательски ощерился Генка. — А я посмотрю! Или Маринку давай назначим… Во накомандует! — Генка поднял сразу два больших пальца. — Заодно и снаряды пособираете и под танки побросаетесь… А я буду просто рядовым… Ну начинайте! Начинайте! — заорал он на Павлика.

— Да ладно, Ген! Ну что ты этого дурака слушаешь? — вмешалась Катька. — Давайте скорее! Пока Паша с дровами чухается… А ты, Марик-кошмарик, еще раз высунешься, всегда будешь только Трусом! Понял?

— Трусом! Трусом! Пусть он опять будет Трусом! — затанцевал Павлик, принимаясь выгребать из ящика игрушки.

— А я вообще тогда не буду! Не буду играть! — выкрикнул Марик, прикрывая лицо перепачканными в замазке ладонями.

— Только этого нам еще не хватало! — заорал Генка. — А ну смолкни! — Он изо всей силы грохнул кулаком по загудевшему столу-шкафу. — Все по-честному! Считаемся! И ты тоже становись! — Генка схватил за шиворот Павлика. — Хватит по блату жить!

Незаметно зыркнув на Марика и убедившись, что тот перестал плакать, Генка вывел брата на середину комнаты, начал считалочку с Павлика, четко отмахивая рукой по койкам, топчанам и раскладушкам.

На этот раз роль Труса выпала на долю Шурика.

— Чур с оживлением! — сразу же попросила Валентина, как только Генка закончил считалочку.

— Нет! Нет! — завизжал Павлик. — Чур без оживления!