Иван Свистунов - Сердца в строю

— Знаешь, о чем я подумал, — все так же улыбался Орлов. — Никак не могу себе представить такое сочетание: пенсионер Бочаров! Хоть убей — не могу: Василий Бочаров — пенсионер! Да ты и в девяносто, лет будешь так же бурлить и кипеть.

Улыбнулся и Бочаров:

— И я не могу себя представить пенсионером. Хотя уже за двадцать пять перемахнуло.

— Ага! И ты, оказывается, подсчитал. А на бедного Щурова гром и молнии мечешь.

— Это я на случай, если с тобой окончательно разругаюсь.

Осенний день, но на дворе тепло, прозрачно, солнечно — бабье лето. В стеклянном воздухе плавают белые нити паутины, влетают в настежь открытые окна квартиры Орловых, путаются в огромном букете цветов на столе, в золотых волосах Лены.

Раскрасневшаяся Акулина Григорьевна суетится на кухне. Лена примеряет уже третье платье: одно слишком яркое, крикливое, другое совсем монашеское, словно у нее траур. И вдруг решила: надену то, в каком была вечером в парке, когда в последний раз говорила с Юрием. Ни разу не надевала с тех пор…

Телефонный звонок прозвучал резко, неожиданно. Акулина Григорьевна подошла к аппарату, осторожно приложила трубку к уху:

— Кого вам?

Нахмурившись, прикрыла рукой трубку, прошептала:

— Опять Щуров. Ишь въедливый какой!

Лена даже не повернула головы.

— Скажи, что дома нет.

Акулина Григорьевна крикнула в трубку, как глухому:

— Нет ее дома! Чего? — и опять прикрыла рукой трубку: — Спрашивает, когда будешь?

— Скажи, что нет и не будет больше, — с раздражением бросила Лена.

Акулина Григорьевна с нескрываемым удовольствием выполнила поручение внучки:

— Лена говорит, что ее дома нет и не будет больше. Да, да, нет и не будет! Вот так-то, мил человек! — Положив трубку на рычаг, еще раз повторила понравившиеся слова: — Нет и не будет больше! Так-то оно лучше!

Лена, переодевшись, подошла к бабушке:

— Ну, как?

Акулина Григорьевна поправила у внучки волосы, оглядела с ног до головы, вздохнула:

— Красавица ты моя, артисточка. Ну, иди встречай. А я пока с борщом управлюсь.

Лена вышла на залитое невысоким осенним солнцем крыльцо. Отсюда виден просторный военный плац, а за ним дорога, уходящая к горизонту. По этой дороге должен вернуться полк. Прекрасный день! Красивое — ей к лицу — платье! Встреча с отцом! А все же не радостно Лене. Лежит в груди и не тает льдинка. Что-то будет?

Примчалась Нелли. Пышное креп-жоржетовое платье горит, переливается, цветет. И вся она взволнованная, возбужденная, похорошевшая.

— Скоро наши будут?

— Папа звонил из лагеря. В двенадцать часов полк вступит в город.

Глаза у Нелли стали круглыми.

— Так скоро! Как я боюсь! С весны Мишу не видела. Как много я передумала за это время! Просто мурашки по спине ползут.

Лена ловит пролетающую серебряную паутинку:

— Как седой волос. Бабье лето. Все мы стали старше.

Нелли, вынув пудреницу, смотрится в зеркальце:

— Как сумасшедшая с работы бежала. Едва успела обед приготовить и переодеться. Как ты думаешь, понравится Мише платье? Надо было только здесь складочки сделать.

В плаще, накинутом на белый халат, подошла Варвара Петровна.

— Ждете, красавицы? Нарядные какие. А я прямо из поликлиники. Да вы, я вижу, невеселые. Почему носы повесили?

Нелли сделала умоляющее лицо:

— Варвара Петровна. Еще раз прошу. Поговорите с Михаилом. Вы умеете. Я так волнуюсь…

— Теперь с легким сердцем поговорю. Только смотри: Михаил твой за лето больших успехов добился. Не путай его больше.

— Варвара Петровна! Милая! Разве я хотела? Я не думала, что так получится.

— А надо думать, голубушка, — посоветовала Варвара Петровна. — А ты, Леночка, мне никаких поручений не дашь?

Лена смутилась:

— Спасибо, Варвара Петровна! Мне ничего не надо.

Варвара Петровна одобрительно кивнула головой:

— Я тоже свои задачи всегда сама решаю.

— Мне и решать нечего, — чуть покраснела Лена. Но Варвару Петровну не проведешь.

— Ну, ну, не храбрись. Я вижу. Недаром врач.

На крыльцо вышла Акулина Григорьевна.

— Не видать еще наших соколов?

— Сейчас бинокль принесу, — и Лена побежала в дом.

Акулина Григорьевна села на ступеньки крыльца, вздохнула:

— Ох, и длинным же лето показалось. Неспокойно на сердце было.

Вернулась с биноклем Лена.

— Ничего не видно. Рано еще. Нет, что-то чернеет. Кажется, едут. Едут! Едут! — и обняла бабушку. Нелли вырвала из рук приятельницы бинокль.

— Где ты видишь? Никого нет. Совсем никого нет. Ах, правда! Едут! Я Мишу вижу.

— Смешная! Разве можно на таком расстоянии увидеть?

— Вижу, вижу. Ясно вижу. В четвертой машине. Рядом с водителем. Честное слово, вижу!

Лена смотрит в бинокль:

— А я вот действительно вижу папу. Он в первой. И Василий Васильевич. И еще кто-то, не разберу…

— Ну, слава богу, значит, в порядке все, — с облегчением вздохнула Акулина Григорьевна.

Накануне возвращения полка из лагерей на зимние квартиры капитан Щуров получил в штабе части предписание о том, что он откомандировывается в распоряжение отделения кадров дивизии. Рано утром с попутной машиной Щуров приехал в военный городок.

«Хорошо отделался, — думал он, трясясь в кузове грузовика. — Интересно, что в личном деле напишут? Неужели на увольнение из армии? Ну, я и к командиру дивизии пойду. Скажу, что Орлов личные счеты сводит. Хотел дочь за меня выдать, не получилось, вот и подложил свинью…» На зимних квартирах было мало офицеров, и попрощаться с отъезжающим пришел только лейтенант административной службы Алешкин.

В комнате Щурова беспорядок, свидетельствующий о внезапности сборов: на полу валяются обрывки бумаги, куски веревки, в углу среди мусора возвышаются пустые бутылки. Хозяин, без кителя, потный и возбужденный, ходит по комнате, а гость, развалясь в кресле, безмятежно курит. Он рад, что уезжает Щуров. Алешкину вообще нравилось, когда из полка уезжали офицеры и подолгу оставались вакантными штатные должности. Спокойней. Грянет очередное сокращение — и в первую очередь полетят вакансии.

— Так, говоришь, было и неполное служебное соответствие, — смаковал Алешкин железную уставную формулировку.

— Интриги. Верховцев руку приложил!

— При чем тут Верховцев? — с наивным видом возразил Алешкин, прекрасно понимая, что лишь подливает масла в огонь.

— Он мне поперек дороги стал. Ну, хорошо. Посмотрим, кто будет смеяться последним. — И, еще, как видно, надеясь, подошел к телефону: — Квартиру Орлова.

Опять несносный голос проклятой старухи! Что ее там, привязали к телефону.

— Пожалуйста, попросите Лену. Кто спрашивает? Скажите, что один знакомый. — Долгая пауза. Верно, полезла старая карга советоваться.