Николай Строковский - Тайгастрой [издание 1957 года]

— М-да!

В проектном отделе профессор оставил после себя великолепное, литературно обработанное заключение, годное на все случаи жизни: науку оградили от возможных нападок.

Чтобы вывести стройку завода из состояния затянувшейся подготовки, Журба решил поставить доклад начальника строительства на партийном комитете.

Гребенников явился не в духе: он считал, что Журба и отдельные члены партийного комитета напрасно «порют горячку», что главное на площадке сделано, основные цехи вытянуты, а коксохим в конце концов, не проблема. Кокс достать нетрудно: было бы где использовать.

Гребенников кратко рассказал о состоянии работ и сел.

Журба заявил, что лед, конечно, тронулся, за два года сделано на площадке много, — кому-кому, а ему, Журбе, это видно лучше, нежели другим, — но приближение срока окончания работ первой очереди стало кое-кого успокаивать. Между тем, именно в этот последний период строительства никакого успокоения быть не должно.

— Что же касается коксохима, то здесь работушку пустили на самотек. И в этом вина начальника строительства, вина главного инженера. Таково мнение парткома.

Гребенников поморщился.

«А все-таки никто, по чистой совести говоря, не любит, когда его протирают наждачком...»

— А где был партийный комитет? — огрызнулся Гребенников.

— И партийный комитет в ответе. Но признай, товарищ начальник строительства, что коксохимом ты никогда по-настоящему не занимался, на этот участок ты и Бунчужный смотрели сквозь пальцы.

— Сквозь пальцы не смотрели, но занимались меньше, чем основными цехами. Считаю, однако, что горячки пороть нечего.

— Коксохим — не пустяковое дело, товарищ Гребенников, — заметил Абаканов. — Металлургический цикл начинается не с доменного цеха, а с коксового завода. Без кокса и газа мы не получим ни чугуна, ни стали, ни проката. На привоз рассчитывать нечего.

Все это было правильно, абсолютно бесспорно, и это еще больше обозлило Гребенникова. «Отчитывают, будто мальчишку...»

Приняли решение бросить на участок лучших агитаторов, прикрепить Женю Столярову для работы с комсомольцами и молодежью, составили график работ.

— Коксохимом я займусь сам! — заявил Гребенников. — Прошляпил — и выправлять буду сам. И, раз так, то ждать приезда специалистов не будем. Попробуем обойтись теми, что у нас есть.

На этом заседании парткома обсудили заявления Старцева, Ванюшкова и Столяровой. Кандидатский стаж Ванюшкова и Старцева истек несколько месяцев назад, ребята работали хорошо, политически были подкованы, и их следовало принять в партию. Решили рекомендовать общему собранию принять в кандидаты Женю Столярову.

Начались подготовительные работы, земля была тяжелая и жирная, как вакса.

«И это пятый штык... — думал Гребенников, глядя на выемку земли под фундамент коксовых печей. — Что будет дальше?»

Он сидел на бревне и смотрел на землю. «Да... Сожми в кулаке — пойдет вода. Называется, завод ставим! И кто, в самом деле, выбрал под коксохим такое место? И вообще... Коксохим у нас — другое государство... Не действует ли телеграмма?..»

Он высказал опасения насчет грунта французским консультантам.

— Но экспертиза грунтовых горизонтов? Заключение вашего эксперта Плоева? — пытался успокоить двадцатитрехлетний инженер Люсьен, пользуясь услугами своего старшего товарища Шарля Буше как переводчика.

Пришлось еще раз вызвать «скорую помощь».

В сентябре приехал Плоев. Консультант обошел площадку коксохима с неизменной палочкой и, как врач, которого некстати потревожили беспокойные родители, постарался отделаться возможно скорее.

— Но... что с... водой? — спросил Гребенников.

— С водой? На то осень...

— Профессор, вам — шутить, а нам — строить.

— Генеральный план утвержден ВСНХ. Что вас смущает?

— Грунт!

— Грунт? Выдержит. А бетонировать надо при любом грунте.

На том расстались. Вскоре дошли до намеченной глубины котлована. Собственно, вопрос был ясен: два с половиной килограмма нагрузки на один квадратный сантиметр грунт выдержать не мог, даже при бетонировании котлована. Это подтверждали свои гидрогеологи и свои геологи. Пробная забивка свай лишний раз подтвердила опасения: сваи полезли в грунт, как спички в мыло. Но Гребенников по опыту знал, что если остановить работу и начать разведки нового места, а затем попытаться утвердить новую площадку, начнутся бесконечные выезды комиссий, споры, и это в конечном счете затянет строительство коксохима на непределенный срок. Следовало найти другое решение.

Гребенников созвал совещание. Пришли французские консультанты, гидрогеологи, инженеры-строители, сибирские и украинские печеклады. Совещание проходило во временном клубе коксохима. Он был из легкого дерева, плохо сработанный, с перекосившимися за лето рамами. «Другое государство... И почему нас никто до сих пор по башке не стукнул?»

— На болоте ничего не построишь! — сказал десятник Сухих, выдвинутый Гребенниковым на должность прораба.

— Постой! Откуда у тебя, товарищ прораб, болото взялось? Почему воду сюда спускать позволил? — наступал Журба, не глядя на Сухих, с которым был в натянутых отношениях с первых дней стройки.

В защиту прораба выступил Шарль Буше. Начались исторические разведки, помянули Плоева, охаяли площадку. Выругали Грибова, Радузева и мистера Джонсона, в которых видели главных виновников неудачного выбора места под коксохимический завод.

— Их надо привлечь к ответственности, — предложил парторг коксохима Суслов. — Чего в самом деле? Пусть отвечают.

— Привлечешь... Как же... Джонсон давно смотал удочки... — заметил Сухих.

— Этот смотал, а есть те, что рыбачат...

— Остается одно: пересчитать нагрузку печей! — сказал Буше. — При уменьшении нагрузки до одного и семидесяти пяти сотых килограмма на один квадратный сантиметр можно допустить стройку без больших опасений.

— Уменьшить? Но... это значит пересчитать производительность! — рубнул Гребенников.

Совещание выбиралось из колдобин на дорогу, завязалась словесная перестрелка. И все время, пока она шла, Женя Столярова, недавно появившаяся на коксохиме, ощущала на себе глаза француза. Она видела его не первый день; он честно относится к работе, но многое не нравилось в нем, даже больше — отталкивало, хотя Шарль Буше держался в высшей степени корректно.

— Одно из двух: либо пересчитать, либо — другая площадка. Третьего выхода нет! — категорически заявил Буше.

— Нет! Должен быть третий выход! — настаивал Гребенников.

Снова возвратились к первоначальному проекту, к планшетам, водили по ним никелированными наконечниками карандашей.

— Попробуем немного передвинуть завод на северо-восток, — предложил Люсьен. Он подчеркнул слово «немного», точно предложение его являлось техническим компромиссом.