Николай Строковский - Тайгастрой [издание 1957 года]

Часа через три выбрасывать землю наверх стало неудобно, она скатывалась вниз, и девушки принялись набирать ее на носилки. Выносили землю по краю котлована, по узкой, круто поднимавшейся тропинке и сбрасывали метрах в пятнадцати — куда указала Коханец. С каждой минутой бригада глубже и глубже вкапывалась в котлован. Земля меняла свой цвет; от лопат порой отражался на солнце слепящий свет, как от битого зеркала. Лицо Фроси покрылось мелкими бисеринками, но щеки оставались румяными, и можно было подумать, что это не пот покрыл ее лицо, а капельки воды, принесенные влажным ветром.

Она работала ритмично, спокойно, вкладывая в дело всю свою старательность, и труд не только не казался ей тяжелым, но давал глубокое удовлетворение, которое ни с чем нельзя было сравнить. «Как будто пью студеную воду в жаркий день» — думала девушка.

После гудка произвели замер и подсчитали выработку. Ванюшков записал результаты в аккуратную книжицу; то же сделали Коханец и Женя. Учли относку земли и расстояние.

— Двести девяносто пять процентов! — заявил Ванюшков. — Вы слышите?

— Невероятно, но так! — воскликнула Женя, всплеснув руками.

— И без шума! — сказал Шутихин, потирая руки, как если бы ему было холодно. В глубине души он сомневался, но не хотел показывать этого.

Наступило молчание.

— Да неужто? — спрашивали ребята друг друга, растерявшись от успеха.

Подсчитали еще раз, справившись с нормами по урочному положению. Сомнения не оставалось. Тогда заговорили вместе:

— Вот это работа!

— Дружно взялись — и вышло!

— И не трудно. Нисколечко!

— Ура! — закричал Сережка Шутихин, точно от него одного зависела удача. — Ура! Видели? — и он замахал руками.

К котловану стали сходиться соседи, пришел Белкин. На лицах у пришедших — и сомнение, и любопытство.

— А вы сколько дали? — спросил Ванюшков, не скрывая превосходства.

— Не задавайтесь! — ответил Белкин и пошел дальше. За ним ушла его бригада.

В тот день, действительно, никто не дал столько.

— Надя, я принесу из ячейки наше знамя! — воскликнула Женя, забыв на минуту обиды. Это была такая победа, что просто голова закружилась у секретаря комсомольской организации доменного цеха.

Уже в сумерках бригада оставила котлован. Шла она с песней и ни пыль, глубоко забившаяся в трещины губ, ни влажные рубахи, ни натруженные руки не мешали песне. До центра площадки оставалось километра полтора. Бригаде этот путь показался коротким: парни и девушки шли в строю, со знаменем, и встречные давали дорогу.

На высоком штоке красовалась звезда, засветить ее впервые предстояло ванюшковцам.

Возле трибуны бригада выстроилась: на правом фланге — парни, на левом — девушки, по росту. Правофланговым стоял бригадир Ванюшков со знаменем.

Дали знать начальнику строительства и секретарю партийного комитета. Никто, по правде говоря, не ожидал таких быстрых результатов: по условиям соревнования победителем считался тот, кто выработает не меньше двухсот семидесяти пяти процентов. Кинулись писать грамоту, Женя Столярова сделала надпись на доске почета. Вслед за Журбой явился на площадку профессор Бунчужный; пришлось немного обождать Гребенникова: он находился на подсобных заводах. Народу собиралось все больше и больше.

Минут через пятнадцать прибыл Гребенников. Журба открыл митинг. Он поздравил победителей и обратился с призывом к строителям последовать примеру молодой бригады Ванюшкова. Потом выступил Ванюшков. Он рассказал, как бригада организовала труд и как дружно, без особой натуги, работали все.

— Следующий раз дадим больше. Так и знайте!

Площадка аплодировала землекопам.

Дрожа от волнения Ванюшков включил ток, но звезда не зажглась. Ванюшков нервно защелкал рубильником.

Журба с возмущением глянул на коменданта Бармакчи; тот, смущенный, уже задавал «нагонку» электрикам, которые бросились проверять проводку.

— Плохо вы, товарищи, оборудовали дело, — сказал хмуро Гребенников. — Неужели не могли проконтролировать? Не верили, что победители найдутся?

— В таких вещах надо быть особенно внимательным! — поддержал Гребенникова Бунчужный.

Пятиминутная пауза, пока электрики налаживали контакт проводов, показалась просто вечностью.

Наконец, электрики объявили:

— Готово!

Ванюшков включил рубильник, Над рабочей площадкой вспыхнула звезда.

Первая звезда победителей!

Шток был высок, звезду увидели со всех концов площадки. Рабочие, стоявшие близ доски, прочли вслух надпись, освещенную лампионами:

«Честь и слава победителям! Комсомольско-молодежная бригада землекопов Ванюшкова — доменный цех, домна профессора Бунчужного — свое задание выполнила на 295 процентов!»

Тогда парни и девушки из бригад Белкина и Старцева почесали затылки.

— Смотрите, Ванюшков зажег звезду!

— Только к работе приступили...

— Они землекопы, — говорили в других бригадах. — Им легко. А попробуй укладчик огнеупора зажечь звезду!

— Попробуй на водяных работах!

— Попробуй по монтажу!

— Попробуй по бетону!

Получив немалые деньги, ванюшковцы загуляли. Собрались возле девятого барака. Со столбов лился молочный свет многосвечовых ламп, превращая зеленые ветви осинок в голубые. Парни подвыпили. Начались танцы. Девушки сбились по одну сторону, парни — по другую. На табурете посредине площадки уселся гармонист Гуреев.

И полилась из-под пальцев гармониста песня... Ее подхватили. Пели воронежские, курские, орловские, тульские песни, затем перешли на пляску.

Танцевали сначала вразвалочку на месте, туда-сюда, плечом к плечу, девушки — сами по себе, парни — сами по себе, сгибаясь, как полный колос под ветром. А потом в такт плясовой заходили плечики, замелькали платочки. Э-эх! Пошло кружение, притоптывание, присвистывание; руками по плечам, по бедрам, по голенищам, пошли ножки выковыривать ямки в земле, выбивать чечетку. Э-эх!

На музыку да на танцы вышли из бараков остальные ребята.

— Откуда? — спросил Яша Яковкин, покручивая черные усики.

Стоял он возле Фроси и ухмылялся задорно.

— Воронежские! А ты откуда?

— Иркутские! Может, станцуем украинский гопачек?

Фрося прикусила кончик головного платка, из-под которого задорно высовывалась рыжеватая прядь волос. Яша обнял се за талию. Да недолго танцевали: вмешался Ванюшков.

— Что ж это ты, Фрося, с чужими кавалерами, а?

Фрося смешалась. Яша дерзко уставился на Ванюшкова, тот, однако, взгляда не отвел.

— Давай и мы спляшем русскую! — предложил Петр Занадырин Леньке. — Где тут что поаппетитней? А ну, дивчата!

Немного позже пришел Белкин. Хотел начать с песенного репертуара, но Гуреев разошелся. Вплелся тогда Белкин в плясовую и пошли вдвоем. Пальцы их мягко бегали по перламутровым пуговкам, хлопавшим после каждого нажима, а локти плавно отходили в стороны. Музыка становилась живее — развеселая, лихая. Круг раздался шире, танцующих становилось больше. Парни кружили девушек так, что у каждой юбка колоколом стояла над землей.