Николай Строковский - Тайгастрой [издание 1950 года]

Резко жестикулируя, Серго ходил по ковровой дорожке, между дверью и письменным столом. В красном, потном человеке, которого пробирал Орджоникидзе, Гребенников узнал директора одного крупного новостроящегося завода.

— Нет, ты пойми, — обратился Серго к Гребенникову, — я был у них полгода назад и был на днях. Ничего не сделали. Была бестолковщина. Осталась бестолковщина. И грязи у них столько, что ног не вытащишь. А рядом стоят чистенькие мусорные ящики! Где грязь, дорогой товарищ, там нет порядка, нет дисциплины, не может быть настоящей работы. Пойми, товарищ, что мы люди практические. Если партия решила затратить миллионы на строительство вашего завода, значит партия знает, что должен дать стране ваш завод. И вы должны это хорошо понимать. Пятилетняя программа колхозного строительства выполнена за два года. Товарная продукция колхозов выросла более чем в сорок раз! Вдумайтесь в это! Советская власть опирается уже не на одну социалистическую промышленность, а и на социалистический сектор сельского хозяйства. Это надо глубоко понять. Раз поймете, то и работать будете лучше. Колхозное хозяйство не может расти и развиваться на старой технической базе. Колхозному селу нужны машины. Первоклассные машины. Тракторы в первую очередь. Комбайны, сеялки, грузовые машины. Колхозникам многое нужно. И мы обязаны дать.

Орджоникидзе подошел вплотную к директору завода.

— Вы не должны рассматривать свой завод как свой завод только. Ваш завод — один из рычагов политики, один из рычагов управления экономикой страны. Через ваш и другие заводы осуществляется политика советской власти. Дело ответственное. Вот почему нужно, чтобы вы хорошо работали.

Серго задумался.

— У вас есть хорошие люди. Ударник Малышев, например. Чем плох? А слесарь Евдокимов? Я видел, как работала молодежная бригада монтажников Зеленюка. Вот люди! Они хотят победить трудности. И победят! Я был у них, Гребенников, на субботнике. Дух захватывает от радости. Разве в буржуазной стране рабочие пошли бы на субботник после трудового дня? А у нас идут, потому что народ строит социализм, народ хочет жить по-человечески и знает, каким путем можно к этому притти. И у каждого советского человека живет в сердце высокая мечта. Без мечты нет советского человека!

Григорий Константинович провел рукой по красивому своему лбу, поправил «чумацкие» усы, навернув их на палец.

Хотя Орджоникидзе «распекал» директора машиностроительного завода, Гребенников также вскоре покраснел... Те же грехи находил он и у себя, на Тайгастрое... И почти все, что относилось к директору, он мог отнести в известной степени и к себе...

— Вы поймите, товарищи, — Серго обратился к обоим, — Бухарин со своей «школой» считает, что нынешние темпы развития промышленности непосильны для страны. Он говорит, что надо равняться на узкие места. Нехватает рабочей силы — равняйся на эту нехватку! Нехватает стройматериалов — равняйся на эту нехватку! Но нам думается, что с таким «равнением на-пра-а-во!» далеко не уйдешь!

Гребенников и директор завода улыбнулись.

— У вас обоих нехватает ни стройматериалов, ни механизмов, ни квалифицированной рабочей силы, Нехватает всего этого и на других стройках. А мы считаем, что надо поднатужиться. Один наш рабочий должен заменить троих. Один инженер — пятерых. Если мы выполним пятилетку в четыре года, то совсем другие перспективы откроются перед нами. Надо, товарищи, подхлестывать себя и других. Время не ждет. Правые с Рыковым требуют двухлетки, разбитые, но недобитые троцкисты требуют снять лозунг «Пятилетка в четыре года»! Можем ли мы пойти на это? Нет. Не можем. Если мы пойдем по этому пути, нас, захлестнет отсталость. А отсталых били и бить будут! Так постоянно говорит нам, хозяйственникам, товарищ Сталин. Товарищ Сталин очень обеспокоен положением в машиностроительной и металлургической промышленности. Очень обеспокоен.

Серго остановился против карты Советского Союза и несколько минут рассматривал ее.

— Так вот, — обратился он к директору завода, — ты можешь ехать домой. Часть материалов тебе дадим. Выделим людей. Но, имей в виду, будем требовать работы. И на вредительство промпартии мне больше не ссылайтесь!

Директор ушел. Серго налил четверть стакана боржома. Воду тотчас прокололи бисерные пузырьки, приятно защелкав по тонкому стеклу стакана.

— Хорошо, что приехал, — сказал Серго садясь. — Скажу откровенно: понадеялся я на вас да на своих аппаратчиков — и за это расплачиваюсь. На вот прочти.

Серго передал Гребенникову специальное решение правительства о форсировании строительства таежного комбината.

— Теперь держитесь!

Гребенников задумался.

— Мне кажется, что не все у вас там понимают сами, что делают и какое значение имеет Тайгакомбинат. Это ведь такая махина, что никакой Европе и Америке не потянуть! Легко сказать! Вот мы подстегиваем сейчас изо всех сил машиностроение. Мы строим тракторные, автомобильные, станкостроительные заводы, заводы металлургического оборудования. Товарищ Сталин сказал, что не может быть такой машины, которую не сумели бы создать и построить в Советском Союзе. А раз так, то вам, металлургам, должно быть ясно, зачем нам металл. И не просто металл, а качественные стали. Покупать машины за границей мы не станем.

Серго посмотрел в глаза Гребенникову.

— Говори прямо, чего тебе нехватает. Но говори как хозяин государства, который видит не только то, что перед глазами, но и дальше, — не только свое, но и соседнее. Полномочия у тебя широкие, а после этого постановления правительства права и возможности у тебя еще шире.

— Обдумаю и сообщу завтра. Можно?

— До завтра потерпим.

Несколько секунд длилось молчание.

— Иосиф Виссарионович меня спрашивает: когда мы услышим, наконец, голос наших восточных металлургов, в том числе алтайских? Что мне ответить? Южане подтянулись, а вы... У тебя и у твоих соседей еще робко идут дела: вы слабо выдвигаете молодежь, боитесь самостоятельных решений, оглядываетесь по сторонам. Надо, конечно, отличать кустарщину от самостоятельных принципиальных решений, от дельной инициативы, от разумной предприимчивости. У вас хотя дело и сдвинулось с мертвой точки, но еще не пошло так, как этого требует партия. Вот я был на Днепрострое. Холод лютый. А клепальщики работают, над самой водой работают. Ветер несет по льду поземку, дышать трудно. Я спросил одного: «Кто заставляет тебя работать в такой дикий холод?» А он мне: «Сам себя заставляю. Разве на такую работу можно выслать человека по приказу? Наша бригада лучшая на производстве. По нас равняются остальные. И если мы сдадим, что получится?»

Лицо Серго хранило следы возбужденности, и какой-то особый свет излучали большие глубокие глаза.