Александр Кузнецов - Крестики-нолики

— А сестренка тебе чем плоха? — прервала рассуждения Ника Елена.

— Да ничем, — опешил Ник. — Девчонка подходящая. Компанейская. Своя.

— А если бы мать девчонки этой умерла, тебе стало бы хорошо? — глядя прямо в глаза Нику, ровным голосом спросила Медуница.

Ник попятился. Присел на стул. Отвернулся ото всех. Неожиданно резко вскинул голову, выкрикнул в лицо Елены:

— Я не хочу, чтобы она умирала! Совершенно не хочу…

Ник, шатаясь, подошел к узкому зеркалу, вдавил лоб в тусклый холод. Повторил, не оборачиваясь:

— Я хотел… Я один раз только хотел, чтобы человек умер… Очень хотел!

— Он мне сразу понравился, — вдохновенно объяснял через полчаса умывшийся Ник, свернувшись на продавленном ворсистом диване. — Возле старика просто так побыть, и то хорошо. Мы и догадаться не могли, какая у него жизнь на самом деле. Я вот что вспомнил. Когда мы в Ташкенте Новый год встречали вместе с дедом Иваном, он нас спросил: какие мы подарки получить от Деда Мороза хотим? Не помню, что я попросил, а Иг сказал: «Хочу такой большой мешок муки, чтобы хватило на всю жизнь лепешки печь». Так вот Илья Ильич мне таким мешком казался, большим и теплым. Только в нем не мука, а сказки. И другое всякое добро… Но сразу мы его не вспомнили. Скажи, Иг?

— Не вспомнили, — раздумчиво подтвердил Иг. — А узнал его ты, когда Илья Ильич сказку про любопытного слоненка рассказал. Мы с Маринкой и Герасимом на следующее утро в ту сказку играть стали. Помнишь? Когда Герасим в тетку Страусиху одевался.

— Погоди про Герасима. Я о старике тебе толкую, — осадил брата Ник. — Илью Ильича в интернате «Слоновыми ногами» прозвали. Нас тетя Стеша перед Новым годом во второй класс в интернат пристроила. Там два вторых класса было. Наш класс завуч вела — Глафира Всеволодовна. А в соседнем втором учительница надолго заболела. И никого найти не могли. Потом вот Илью Ильича взяли. У него уже тогда ноги пухли, и он их еле волочил. Все перемены в классе просиживал. Из наших поэтому Илью Ильича мало кто в лицо знал. Помню лишь, что уроков тому второму почти не задавали. И спрашивал он ребят незловредно. Прозанимался месяц с небольшим и ушел. Сил не хватило.

— Но все это позже выяснилось, — нетерпеливо замахал на брата Иг. — Сначала мы с Маринкой познакомились. Внучкой его. Вот девка — гвоздь! В шесть лет ничего не боялась. Там у одних в поселке собака проживала. Ростом с кабана. А злющая. Герингом ее прозвали. Так Маринка к Герингу через забор лазила. Один раз с цепи отвязала и к нам на территорию лечебницы гулять привела. Артем как увидел Геринга — на дерево драпанул. Мы за ним…

— Ты первым! — не удержался Ник.

— Ну ладно, — скорчил просительную гримасу Иг. — Если честно… Один Ник Геринга не испугался. Понюхать себя дал, когда они с Маринкой пришли. А Маринка Геринга по башке потрепала и говорит: «Ладно, раз они знакомиться не хотят, подожди малость, я тебе принесу кое-что». Геринг на нее посмотрел с понятием и уселся. Маринка на кухню побежала. Смотрим, волочит голую кость. Мы-то с Ником знали, что кость-глыбину тетя Павла два раза в общую кастрюлю для навара подкладывала. Кость дотла выварилась. Годилась исключительно на выброс. Так Геринг ту кость булыжную до крошки схрумкал. Прифыркивал басом. И на нас косился. Будто дурак найдется — попросит у него чуток поглодать.

— А Маринка «загудели-заиграли провода» пела. Герингу для аппетита, — добавил Ник.

— Знаешь что, Иг, давай, я все-таки по порядку попробую, — предложил Ник. — А что пропущу, ты вспомнишь. Потому что иначе запутаем мы ребят.

— Давай, — согласился Иг.

— Илья Ильич и Маринка в конце лета у нас в лечебнице появились. Правильно?

— Правильно. В августе, — подтвердил Иг. — Тетка наша их привела. Илья Ильич где-то разломанную детскую гармошку подобрал. Починил, склеил и так играл задушевно на ней. И в тоже время — смешно. Они сначала в кладовке жили, куда раньше старые матрасы складывали. Тетка сразу к ним прикипела. Подружкам своим да врачам внушала, что дед с внучкой «горемыки-сироты разнесчастные» и обижать их «тяжкий грех». А нас с Игом в первую очередь песочить принялась. Только суньтесь к ним с разбойством, говорит, живого места на вас не оставлю. Хотя пальцем нас не трогала никогда.

— Что, у того старика кто-то умер? — решил уточнить Шашапал.

— С чего ты взял? — удивился Ник.

— Ну а как же? — неуверенно промямлил Шашапал. — Раз горемыки-сиротки…

Медуница только плечами пожала.

— Ладно. Сейчас объяснить попробую, — пообещал Ник. — Помните, я вам говорил, что рядом с нашей лечебницей большой госпиталь располагался? Для старшего офицерского состава. Помните?

— Я помню, — подтвердил Сергей.

— Так вот… В тот госпиталь приехал один хирург. Еще мы с Игом до тетки не добрались, а хирург уже приехал. И стал делать операции, которые у других не получались. А старшей операционной сестрой у этого хирурга работала мать Маринки. Она была дочерью Ильи Ильича. Запомнили?

— Запомнили, — охотно кивнул Шашапал.

— Без матери Маринки хирург не делал ни одной операции. Такая нужная ему она была помощница. Нам про это Илья Ильич много раз рассказывал. Все так, Иг?

— Все так. Его дочь Евгенией Ильиничной звали. Я вспомнил, — подсказал Иг.

— Правильно! — обрадовался Ник. — Евгения Ильинична. Они до войны в Ленинграде жили. Илья Ильич работал настройщиком роялей и пианино. Еще Евгения Ильинична родилась с больным сердцем. Она из-за этого и врачом стать не смогла. Хотя очень хотела. Раз врачом не получилось, стала сестрой операционной. Про сердце ее слабое никто не знал, кроме Ильи Ильича. Слушайте дальше. Теперь очень важное пойдет. Когда они все в госпиталь приехали, Евгению Ильиничну с семьей хотели в городе поселить. Но хирург сказал начальнику госпиталя — ни за что! — Евгения Ильинична ему все время при операциях нужна была. И потребовал ее поблизости устроить. И чтобы хорошо… Тогда начальник госпиталя вызвал к себе Степана Николаевича и так на него набросился, что тот Евгению Ильиничну, Илью Ильича, Маринку и Анюту сразу к себе в дом поселил.

— А кто такой Степан Николаевич? — спросил насторожившийся Шашапал.

— Степан Николаевич был в госпитале интендантом, завхозом. Вдобавок за склады отвечал, что на территории госпиталя, в лесу, в спецзоне размещались. В самом углу за складами маленький ельник, а потом роща березовая. Там дом Степана Николаевича стоял. Здоровущий. Да амбар рядом, из тех еще «камешков». В амбаре том как раз…

— Погоди! — резко осадил брата Ник. — Лупишь без остановки. Шашапала, между прочим, не было, когда мы про Степана Николаевича первый раз говорили. Да и ребята тот разговор скорее всего позабыли.