Александр Кузнецов - Крестики-нолики

— В общем, никто про свиней в амбаре не знал, — подытожил Ник, — пока не поселилось в дом к Степану Николаевичу семейство Ильи Ильича. Как услышала Зинаида Ивановна высказывания Маринки насчет зверей в подвале, заволновалась… В тот же вечер Илью Ильича хозяева на ужин зазвали. За угощением признались про то, что свинок в амбаре держат… Ферапонта Головатого, который сто тысяч на истребитель отдал, помните?

— Конечно, помним! — подтвердил Шашапал.

— Так вот, гад этот, Степан Николаевич, сказал Илье Ильичу, что свиней своих тайно растит… Чтобы деньги все, от их продажи скопленные, тоже, как Ферапонт Головатый, для самолета военного пожертвовать. Само собой хозяева заметили, что Илья Ильич на выпивку горазд, — продолжал Ник. — Короче говоря, оплели Илью Ильича со всех сторон. С того вечера стали ему регулярно «подносить». Девчонок подкармливать начали. Словом, Илья Ильич размяк и жизнью внучек поклялся никому о свиньях ни звука. Так и пошло. Как только Евгении Ильиничны нет… А ее почти всегда не было… Хозяин Илье Ильичу самогонку тащит. Или к себе зазовет. Старику понравилось. Стал он у Степана Николаевича в долгосрочный кредит просить. В долг, значит. Тот охотно давал, да записывал. Долг все рос. Несколько раз у старика с Евгенией Ильиничной скандалы сильные получались. Так хозяева, гады хитрющие, при этом старика еще и «ругали». «Сочувствовали» Евгении Ильиничне вроде. Это они заранее так со стариком сговаривались. А потом, — закусил губу Ник, — у Евгении Ильиничны разорвалось сердце, и она умерла. Старик с Маринкой и Анютой остался. При огромном долге. Стал Илья Ильич работу искать, чтобы рабочую карточку получить, а ноги больные не пускают. Не мог он уже ничего тяжелого, трудного делать. И тогда Степан Николаевич «спас» старика. Предложил Илье Ильичу вместе с внучками на полное иждивение к нему перейти. В госпитале Степана Николаевича за «благородное дело» чуть ли не на руках носили. И хирург тот знаменитый, и начальник госпиталя всем в пример его ставил. Один раз, когда старик себе сильно «позволил», пропала Анюта.

— Как пропала? — привстала со стула Медуница.

— Она уже бегала везде, — стал объяснять Ник, — по всей зоне. Могла и под проволоку спокойно подлезть. В лес уйти. Как подумали… А за зоной лес серьезный. Там не то что малявка, взрослый запросто заблудится. И пропасть может. Три дня и в зоне, и в лесу солдаты да люди из госпиталя, кто мог, Анюту искали. Никаких следов. Когда Маринка за цветами отправилась, Анюта еще на крыльце играла с куклой своей тряпичной. А дедушка после «принятия» находился. Поискали-поискали Анюту, и зафиксировал участковый — несчастный случай. Пропажу без вести… А недели через две, как Илья Ильич вспоминал… Зинаида Ивановна в амбар по своим делам спустилась да дверь не прикрыла. Маринка вниз за ней шастнула… А вечером рассказывает деду. Я, говорит, пока тетя Зина к большим хрюшкам ходила, там в одном уголочке нашла лоскуток от платья Анюты. Грязный. Показала тете Зине, а она на меня заругалась, что я всякую гадость подбираю. И вырвала лоскут. Доложилась Маринка деду да игрушками своими занялась. А Илье Ильичу плохо сделалось. Несколько дней в постели провалялся. Потом решился все-таки. Стал выспрашивать исподволь у Зинаиды Ивановны. Да та не дура. Что ж вы, говорит, всяким выдумкам детским верите. Все Маринка ваша нафантазировала! Да как такое быть может?.. Перед иконой божится. Плачет. Мы, говорит, к вам, как к отцу родному. Степан Николаевич на помощь подоспел. Тоже старика умасливать припустился. Маринку позвали. Зинаида Ивановна ее стыдить стала, мол, что ты деду наплела. Маринка надулась и молчит. Тут все трое за нее взялись. А она молчит… Помолчала, помолчала и высказалась. Я, говорит, не помню, а может, это сон мне такой приснился. На том и помирились все. Только через три дня Маринка опять деду сказала, лоскутик Анютин ей не приснился, а Зинаида Ивановна лоскут у нее вырвала…

Когда Маринка второй раз про лоскутик от платья деду повторила, Илья Ильич сознание потерял. Отвезли его в город, в больницу. Полтора месяца он там отлежал.

— А Маринка как же? — подошла к Нику Елена.

— Маринку Зинаида Ивановна «что принцессу холила», — ответил Елене Иг, — то и дело к деду в больницу привозила. А пока Илья Ильич болел, Степан Николаевич расписал нашей тетке Стеше беды старика. Тетка Стеша расчувствовалась, понятно. Едва Илья Ильич из больницы выписался, она самолично стала его упрашивать к нам в лечебницу на работу приходить. На место кладовщика. Илья Ильич обрадовался, само собой, и тут же согласился. Тем более что ему рабочая карточка пошла. Да и Степан Николаевич расщедрился — половину долга старику простил. А вторую половину на два года отсрочил. Когда Илья Ильич в лечебницу работать пришел, он нам самым веселым дедом показался.

— Правда, правда, — подтвердил Ник. — А тут на удачу сторожиха больничная насовсем к сыну в Салехард уехала. Стал Илья Ильич еще и сторожем по совместительству. Переехали они с Маринкой из кладовки в сторожихин домик. С печкой и всем хозяйством… Потом незаметно как-то Илья Ильич все чаще себе «угощаться позволять стал». «Позволит», и веселенький, говорливый делается. Потом вдруг раз и землистым становится и какие-то страшные разговоры про свою лютую вину и Анюту загубленную вести начинает. Да жутко, без слез плакать… Иг, ты лучше сам дальше.

— Ладно, — закивал Иг. — Накануне ночью мороз ударил. Там у нас заморозки рано приходят. За рябиной в лес мы решили. С уроков сорвались. А жрать охота. Хоть по куску какому. Вот меня ребята к нам и послали. Скинул я в сенях чеботы. И в кухню по-тихому. Тетка после ночного дежурства отсыпаться должна была. Вдруг… Всхлипы какие-то… Да голос-то не один. Подкрался я к двери, в щель глянул… Сидят за столом Илья Ильич с теткой и оба ревут. Старик без слез, как всегда. Пьяненький, но не сильно. Слова неразборчиво говорил. Все про какую-то «находку» Маринкину в подвале твердит. Про лоскут в горошек красный… Говорил, говорил да как завоет. И тетка за ним. Старик хрипит, трясется, пропил, говорит, я дьяволу душу и совесть свою. Меня сжечь мало. Но страшно Маринку одну оставлять. К тому же долг громадный Степану Николаевичу на мне висит. Тетка лицом в подзор уткнулась и навзрыд. Я убежал…

— Иг, когда мне рассказал, я не поверил ему. Не мог. Не хотел. Поцапались мы до крови, — грустно усмехнулся Ник. — А дальше… Снег первый выпал. Пошел я как-то с Маринкой в свой лес. Деревья ее любили. Маринка их тоже понимала. Как пришли мы к добрым дубам, я у Маринки и спросил про Анюту. Она мне все, как было, рассказала. Спокойно говорила. И про лицо тетки Зины, когда та у нее лоскут отнимала. Елена, поставь чайник. А я сырой еще хлебну.