Федор Панфёров - Удар

Академик, как бы подслушав мысли секретаря обкома, глядя на кудрявые дубки, растущие по склону оврага, заговорил:

— У нас есть ученые, которые уверяют, что пустыня не наступает и не отступает. Чепуха! Это такие ученые, которые мир рассматривают… как фотокарточку: все застыло, и застыло навечно. Чепуха! Если бы пустыня не наступала и не отступала, то и нам не нужно было бы наступать на нее. Нет, она наступает по своим неизбежным законам и отступает по своим неизбежным законам. Когда-то вот здесь было дно Каспийского моря, ныне мы с вами мчимся по гудронированному шоссе. Неподалеку от Астрахани когда-то Батый расположился ордой. Что же вы думаете, в голой степи он и остановился? — как бы споря с кем-то из своих противников, горячился академик. — Полагаете, судари, что татары, завладевшие к этому времени почти всей Азией, пол-Европой, так, по глупости, и сели на выжженной степи? Дудки! Они не дураки были. А-а-а, вы мне сейчас возразите, дескать, я возвеличиваю поработителей славян. Чепуха! Я не возвеличиваю, а привожу жизненный факт, если вам недостаточно геологических фактов. Пустыня наступает и отступает. А мы своим безобразным отношением к дарам природы, особенно к лесам, помогаем ее злым силам: открываем ворота наступлению пустыни. Вот что, голубчики, я утверждаю. Когда-то люди под руководством купчишек всех мастей, в том числе и картежников — помещичьих сынков, самих помещиков, вроде Стивушки Облонского из «Анны Карениной», помогали наступлению пустыни. Ныне нам дана полная возможность наступать на пустыню. Наступать!

— Разумно… наступать, а не кирпичи выращивать.

— Это вы к чему о кирпичах?

— Помните? Вы говорили председателю колхоза «Гигант» Жуку: «Иной вздумает в поле кирпичи выращивать»… Вот и в Левобережье мы видели… кирпичи.

— Опять взялись за лиманы?

— За них, — видя, как академик начинает кипятиться, улыбаясь, произнес Аким Морев, хотя у самого на душе тоже все бурлило. — За них, — повторил он. — И еще, видели мы там лесополосу. Такая же, какую мы имели честь с вами лицезреть в Разломовском районе. Медведю уж никак не водиться в той дубраве.

— Где уж? Сорока и та гнезда не совьет, — возмущенно произнес Иван Евдокимович. — Но ведь все это состряпали якутовы по принципу «валяй-давай». Правительство разумное постановление выносит, а они, сторонники «валяй-давай», это постановление оглупляют. Но и вы не оглупляйте меня, — вдруг вспылил академик.

— Это как же так? — спросил Аким Морев, тоже накаливаясь.

— Не превращайте меня в служанку. Я слуга народа, а не служанка. Я жил, трудился, работал, боролся со всяческими «штукарями» в агрономии не ради того, чтобы заниматься лиманами или разведением помидор в Тубинской пойме. Есть мастера по выплавке стали, а есть и те, кто из этой стали делают… ножи и вилки, например, — тоже вещи полезные.

— О-о-о, — подражая Ивану Евдокимовичу, заокал Аким Морев.

— Вы не дразните меня, Аким Петрович.

— Иногда это полезно: становишься более энергичным и предприимчивым.

— Выращивать ли помидоры в Тубинской пойме? Глупо было бы не выращивать, — продолжал Иван Евдокимович, будто не слыша слов Акима Морева. — Выращивать ли там сады? Глупо было бы не выращивать их там. Сеять ли пшеницу по лиманам? Глупо было бы не сеять ее там… Все это надо. Все это полезно и обязательно, но… но и не так сложно, как не так-то уж сложно из самой лучшей стали делать ножи и вилки, например. Кликните только клич, дайте технику — и десятки тысяч людей, засучив рукава, с удовольствием примутся за дело. Но вот вырастить сад в полупустыне, как его вырастила Аннушка, — это уже равняется перелету Чкалова через Северный полюс.

— Ну, хватили!

— Не хватили, а точно. Преобразовать поля района так, как это сделали колхозники под руководством Астафьева, — это равно чкаловскому перелету. А победа над суховеем значительней иного великого открытия. В Советском Союзе люди покончили с народным бичом — суховеем! Вот о чем тогда заговорит весь мир.

— К победе над суховеем надо идти многими путями, — возразил секретарь обкома, думая: «Одержимый ты, дорогой академик».

— Лиманы — это не путь к победе над суховеем. Это приспособление к злым силам природы. Мы, батюшка мой, добьемся изобилия лишь после того, как овладеем законами природы, а не тогда… когда… когда ваш редактор Рыжов напишет статейку под названием «Победа коммунизма».

— Злой же вы сегодня, — заметил Аким Морев, смеясь.

— Как не быть?! Правительство, партия подхватили народную мечту о преобразовании природы, а «штукари», взявшись за выполнение этой великой задачи, состряпали безобразие. Ну, мы ныне пойдем разумным путем.

— Это хорошо — разумным. А лично вы откуда собираетесь разумно наступать? — глядя на задорного Ивана Евдокимовича, спросил Аким Морев.

Тот удивленно посмотрел на него:

— Не знаете, что ли? Правительство решило открыть ряд отделений Академии наук в Нижнем Поволжье и направило туда руководителей. Меня, например, к вам, в Разломовский район.

— Злые языки говорят, что отделение-то обосновали в Разломе ради… ради…

— Ради чего?

— Ради Аннушки, говорят.

— Болтают.

— Конечно, — согласился Аким Морев. — Конечно, вы могли бы Аннушку перевести и в другой район.

— О нет, трудно: у нее сад. Такой сад за один год не вырастишь. Ну, а отделение можно было б открыть и в соседнем районе, а можно и в Разломе. Ничего не изменится. Так я и решил, лучше в Разломе.

Аким Морев подумал про себя: «Я тебя, милый мой, все равно перетащу в город и заставлю руководить всеми агрономическими силами области, той же Еруслановской станцией, тем же Светлым опорным пунктом… и мы организуем новые опытные станции, новые пункты, а вместо отделения создадим филиал Академии наук, — Аким Морев чуть не рассмеялся и чуть не выдал свою затаенную мысль: Ларин достраивает пятиэтажное здание для управления строительства гидроузла. В центре этого здания — лаборатории, а боковые корпуса — квартиры. Но ведь правительство предложило перенести строительство городка гидроузла с правого берега Волги на левый. — Вот мы скоро к Ларину приступим «с ножом к горлу», скажем: «Отдай здание под филиал Академии наук».

По степи уже бродили вихри пыли, напоминающие футболистов: вдруг там и там поднимется черный, уходящий ввысь, как морской смерч, вихрь и побежит, побежит, а навстречу ему другой — и вот они оба столкнулись и рассыпались или в виде огромного штопора поднялись и ввинчиваются, ввинчиваются в голубое, чистое небо, да так, играючи, и убегают куда-то вдаль.

Это была как раз та самая пора, когда сев закончен, к прополке приступать еще рано, и потому в полях почти никого не было.