Матвей Ройзман - Минус шесть

— В главной книге баланс не сходится! Это строго карается советским законом! Вы должны мне рассказать всю правду: финансовый инспектор, как священник, только тогда отпускает грехи, когда видит чистосердечное раскаяние!

— Я — еврей. У нас исповеди нет! — пошутил Фишбейн.

Но было не до шуток: этот же Громов обложил соседей-мануфактуристов таким уравнительным сбором, что они взвыли, как собаки. Фишбейн побывал в юридической консультации, забежал к подпольным стряпчим и от пятого-десятого узнал, что Громов легко клюнет на красивую брюнетку. Фишбейн заплатил своей кассирше жалованье, отпускные, выходные, и пригласил на ее место шикарную Сузи…

Фишбейн вошел в магазин, напевая арию из «Баядерки», и поздоровался с новой кассиршей:

— Его еще нет? — спросил он и положил перед ней коробку конфект.

Сузи взяла конфекты, поднесла ладонь к губам Фишбейна и, томно вздохнув, ответила:

— Его нет, но мы готовы! — и она незаметным движением обнажила плечо.

— А, ну-ну! — поощрил ее Фишбейн и пошел в контору.

Навстречу ему поднялся рэб Залман. Он был в люстриновом пиджаке, в серых, полотняных брюках и в руках мял белый картуз с черным козырьком. Шамес сказал ему, что был у Карасика, и видел Додю.

— Что же он говорит? — спросил Фишбейн, садясь напротив рэб Залмана. — Или он ничего не говорит?

— Чтоб вы имели счастье от вашего сына. — пожелал ему шамес. — Он говорит очень плохо о своем отце!

— А именно?

Рэб Залман сморщился, съежился, развел руками и всем своим видом показал, что этого он никак не может передать:

— Я ему сказал: Моисей заповедал Израилю: чти отца твоего и мать твою! Всякий, кто идет против своих родителей, тот великий грешник.

— Это на него подействовало?

— Почти да. Он обещал все рассказать матери!

— Что вы наделали? — воскликнул Фишбейн. — Это как раз не нужно! Вы знаете характер моей жены, — она меня заживо съест!

— Каждый мужчина думает, что только одна злая женщина есть на свете, и это — его жена!

Фишбейн собрался отчитать шамеса, откашлялся, расставил пошире ноги и положил руки на колени. Рэб Залман, поспешно надев картуз, поставил свой зонт между ног и внимательно смотрел Фишбейну в рот. Дверь открылась, — Сузи попросила разрешения войти и показать фининспектору торговые книги. Фишбейн вскочил с места:

— Пожалуйста! — пригласил он, подставлял Громову стул. — Прошу вас! — и сняв со стола свою шляпу, попятился к двери.

Рэб Залман бросился за ним, раньше его вышел из конторы и направился к выходу. Фишбейн поймал его между дверями, оттащил в угол и, держа за лацканы, сказал:

— Что этот фин хочет от меня? Он хочет меня ограбить, да? Так не надо давать патента, не надо кричать о красных купцах, а надо опять отобрать у нас все и выгнать в шею. Что — я прошу богатства? Дайте, чтобы я верил, а не боялся, что ви возьмете с меня полтора, когда я наживу один рубль. Возьмут — это ничего, а то издеваются: вы богатый человек, что вам стоит поддержать республику! Я и сам думал, что хорошо заработаю: чистое дело, свой покупатель, наличный расчет! И сколько они меня ни давят, я переторгую любой госорган.

Рэб Залман начал разбираться в сбивчивых фразах Фишбейна. Отыскав на его пиджаке пятнышко, он поскоблил пятнышко ногтем:

— Вы таки переторгуете! — вставил он свое слово. — Пока толстый похудеет, худой подохнет!

— Я согласен: пусть вернется военный коммунизм, — продолжал Фишбейн, не слушая его, — я буду служить за паек, получать по карточкам, потихоньку подрабатывать и считаться рабочим! Разве я неправильно говорю? При царе все евреи были козлами отпущения, при большевиках все нэпманы — козлы. И знаете, это еврейское счастье, что среди них много русских козлов!

— Это еврейское счастье! — повторил шамес, увидав, что за спиной Фишбейна стоит ломовой извозчик со счетом: — Вас спрашивают!

Фишбейн обернулся:

Тебе тоже некогда? — спросил он и пошел с ломовым в магазин.

Рэб Залман оглянулся и быстрыми шажками побежал по Юшкову переулку, перебрался на другую сторону, свернул за угол и перевел дыханье. Он направлялся к доктору Карасику, чтобы рассказать о странном поведении Арона Соломоновича, и надеялся, что за это доктор не отпустит его с пустыми руками. Шамес переженил много людей на свете, но никогда не случалось такой истории, как с молодым Фишбейном: новобрачный живет на квартире отца жены, жена его на квартире отца мужа, отцы дуются друг на друга, и он, рэб Залман, может от всего этого схватить белую горячку. Если бы молодые жили вместе, отцы были бы в мире, рэб Залман ходил бы в гости к молодоженам и отцам, угощался за их здоровье и получал ото всех детям на шоколад. Дети у рэб Залмана росли, число их увеличивалось: его сорокалетняя Лия, — честь и слава такой родильнице! — готовилась подарить ему шестого ребенка. Неизвестно, к каким бы выводам пришел шамес, если-б не стал накрапывать дождь. Он раскрыл зонт, перестал сетовать на судьбу, и зонт, поддуваемый ветром, как черный парашют, повлек его через Лубянскую площадь…

Фишбейн тихо приоткрыл дверь конторы: положив голые локти на стол и поставив лакированную туфельку на пыльный сапог фининспектора, Сузи раскладывала перед ним книги. Инспектор мурлыкал, посасывал ус и, не спуская с нее глаз, гладил ее по спине. Фишбейн бесшумно прикрыл дверь: все было в порядке. Он похвалил себя за то, что не поскупился на Сузи: она стоила больших денег, — она работала толково и быстро. Фишбейн сел за кассу, получал с покупателей деньги и подгонял приказчиков.

— Получить бы с вас, гражданин! — сказал ломовой, снимая барашковую шапку.

— Проси, не проси — не могу заплатить! — заявил Фишбейн, мельком взглянув на счет. — Ты пойди домой, напиши счетик, или пусть жена напишет, купи утром гербовую марочку, наклей на счетик, распишись через марочку и приходи! Теперь у нас строго: фининспектор без счета и без марки не велел платить!

Ломовой непочтительно отозвался о матери фининспектора, плюнул и попросил до завтра на папиросы. В эту минуту переулок всколыхнула музыка: приказчики, покупатели и покупательницы бросились к окнам. Фишбейн запер кассу, положил ключи в карман и посмотрел в окно.

По мостовой шли ровным шагом красноармейцы, над ними стальной щетиной качались штыки, впереди них ехали верхом командир и комиссар. Под комиссаром гарцовал белый жеребец. Комиссар отпустил мундшучный повод, подтянул трензельный и отставил каблуки. Оркестр встряхивал воздух, зажатый в узком переулке, и воздух гудел, клокотал и раскатывался колокольчиками. Командир скомандовал:

— Напра-во!

Команду подхватили, и позади рядов поднялось красное знамя…

— Тоже удовольствие! — сказал Фишбейн.

— Здорово шагают, — пришел в восторг ломовой. — Ребята, что надо!