Владимир Киселев - Человек может

Павел почувствовал, как у него распирает грудь от дикого желания — бить! крушить! ломать!

— Как же это вы? — тихо спросил он, поворачиваясь к жене Якова Семеновича.

Очевидно, было в нем что-то необычное, потому что та взвизгнула и закричала:

— Какое тебе дело?!

— Мне — есть дело, — с угрозой сказал Павел, направляясь к ней.

— Пьяница! Что тебе здесь нужно? Уходи вон!

— Зови милицию! — присоединилась дочка. — Хулиган!

Они кричали так, словно их тут было не две, а десяток. Старик молча, с му́кой смотрел в потолок.

— Я тебя заберу отсюда, — сказал Павел Якову Семеновичу. И они сразу умолкли, прислушиваясь к словам Павла. — Я тебя здесь не оставлю. Я скоро вернусь.

Он быстро пошел к выходу. Вслед ему неслись проклятия.

Он не шел, а бежал по улице, приговаривая про себя: «Мне есть дело… Мне есть дело…»

Он думал: нет, старик не лгал. Когда рассказывал о своей семье. Он мечтал. Как я. Как все люди. У него такая мечта… Счастливая семья. Как он все хорошо придумал. Почему только это ему не удалось? Наверное, он понял, какой должна быть семья, когда уже было поздно. Когда уже ничего нельзя было сделать. Но он не лгал. Это — мечта.

Он уговорил Веру Гурину перевезти старика в санчасть строительства — при санчасти был изолятор на две койки. С помощью Олимпиады Андреевны он договорился с видным специалистом — профессором Голубницким и привез его к Якову Семеновичу. Профессор сказал, что операция противопоказана. Нужен покой, диета. Тогда он через постройком профсоюза добился для старика путевки в санаторий. Они купили ему путевку. Члены бригады посылали ему деньги. Но здоровье Якова Семеновича все ухудшалось.

— Старик выздоровеет! — повторил Павел. — Ну, хлопцы, пора закусить — и за работу. Перерыв кончается.

…Петр Афанасьевич для чего-то расстегнул, а затем снова застегнул у Павла пуговицу на воротнике клетчатой рубашки.

— Ну, как ты? — спросил он.

— Ничего, — не очень уверенно ответил Павел.

— И я ничего. Только Хейла этого боюсь. То есть, черт с ним — пусть выступает. Оно даже лучше… А все-таки беспокойно как-то…

Они стояли на повороте, где когда-то «лежала дохлая галка», оба подумали об этом, и оба промолчали.

— Вот что я тебе скажу, Павел, — неожиданно суровым тоном начал Петр Афанасьевич. — Тебя сегодня будут принимать в партию. Ты — человек грамотный, получил аттестат зрелости этой самой, читаешь газеты и книжки и знаешь, как говорят про большевистскую партию. Ну, что она авангард, передовой, значит, отряд и все такое. Это все правильно. Ее создал Ленин, и она непобедимая. Это тоже правильно. Но я тебе другое хочу сказать… Я тебе скажу, в чем сила партии…

Он задумался и сказал медленно, как говорят только в редкие минуты жизни:

— Сила ее в том, что вот, если будет нужно, она тебе, Павлу Сердюку, скажет: иди на смертные муки. И ты пойдешь. Потому что знаешь, — раз партия посылает — значит, иначе нельзя. Значит, это требуется для ленинской правды на земле.

Он помолчал.

— Ты мне можешь сказать: не все же в партии такие. Правильно, не все. Партия — большая. Есть в ней разные люди. Небось этот директор пошивочной фабрики тоже был в партии. Есть и такие. Попадаются и просто слабодухие. Но сила партии в том, что масса ее членов всегда выполнит все, что она накажет. Ты не смотри, что человек скромный, стоит у станка и боится жены. Когда прикажет партия — он будет орлом. Откуда же тогда герои в Отечественную войну брались? И слабодухих партия учит и воспитывает, чтобы из них настоящие партийцы были. Понимаешь?

— Понимаю, — тихо ответил Павел.

— У тебя заработок не прибавится. И полегче работы тебе не дадут. И, если потребуется, тебя пошлют на самое тяжелое дело. Но уж зато, если ты с чистой душой вступаешь в партию, ты всегда будешь знать — ты с теми, кто, если нужно, вынет сердце для людей, как в какой-то хорошей книжке рассказывается…

…Павел прежде не замечал этого плаката. Он висел над сценой небольшого временного клуба, где проходило партийное собрание. «Под знаменем Ленина, под водительством Коммунистической партии — вперед, к победе коммунизма!»

Под водительством партии… — подумал Павел. Ему казалось, что собрание, на котором должен решиться вопрос — принимать ли его в партию, будет торжественным, сцена будет украшена знаменами, как на праздник.

Но все было просто и буднично. Временный клуб наполовину заполнили и расселись на тоже временных некрашеных скамьях члены парторганизации — рабочие, инженеры и служащие. Секретарь парторганизации строительства Иван Зайцев — худощавый, с подвижным и нервным лицом — спросил: «Начнем товарищи?», вышел на сцену, заглянул в какую-то тетрадь и сказал:

— В списках парторганизации числится восемьдесят шесть коммунистов и три кандидата в члены партии. Присутствует шестьдесят девять коммунистов и два кандидата. Пятнадцать человек отсутствуют по уважительным причинам — командировка, болезнь и прочее. Три — по неизвестным причинам. Есть предложение начать собрание. Нет возражений? Для ведения собрания есть предложение избрать президиум. Какие будут предложения о составе? Пять человек? Голосуем. Голосуют только члены партии. Так. Теперь — персонально…

Первым вопросом в повестке дня стоял прием в партию Сердюка. Секретарь парторганизации прочел вслух рекомендации и анкету Павла.

— Автобиографию, — сказал он, — я думаю, читать не нужно. Пусть ее расскажет сам товарищ Сердюк.

Павел вышел на трибуну и начал рассказывать биографию. Волновался так, что никак не мог припомнить, в каком году пришел на строительство.

— О тюрьме нужно рассказывать? — спросил он глухо.

— Не нужно, — сказал с места Хейло.

— Как это не нужно? — не согласился начальник участка Савельев. — Пусть расскажет.

Люди правдивые уклоняются от истины так же часто, как лжецы и фантазеры, хотя из совсем других побуждений. Стремление Павла говорить правду и только правду привело к тому, что он преувеличивал свою вину, и ему стало казаться, что участники собрания смотрят на него с недоверием. Подавленный, насупившийся, он сел на место.

Первым попросил слова Костев — монтажник из бригады Петра Афанасьевича, большой плечистый парень, под стать Павлу. Он говорил о том, что бригада, которой руководит Павел, значительно перевыполняет нормы, работает дружно, Павел, как это ему известно, пользуется авторитетом у товарищей, и, по его мнению, Сердюк заслуживает, чтобы его приняли в кандидаты.

У Павла немного отлегло от сердца.

За ним выступил Савельев.

— Был в бригаде Павла Сердюка уже пожилой человек — Коляда, — начал он, почему-то волнуясь. — Мы, строители, работаем рядом с монтажниками, и нам многое видно. Так вот, я примечал — возьмется старик за что-нибудь тяжелое, и сейчас же, неизвестно просто откуда, кто-нибудь из членов бригады появится, поможет ему. Я даже не знаю, замечал ли сам Коляда, как члены бригады его оберегают. И не уверен, что сами монтажники это замечали, что они так договорились между собой. Просто в бригаде такие отношения между людьми, такая взаимопомощь, что это у них само по себе получается. И кто же эти люди? Гибайдулин — в прошлом бандит. Бурлака — тоже из осужденных, не знаю за что, но тоже, верно, не за хорошие дела. И кто же их так воспитал? Присматривался я и к этому. Сердюк это сделал. Молодой бригадир Сердюк…