Леонид Корнюшин - Демьяновские жители

Он перешел на квартиру к одинокой Парамонихе: не хотел стеснять стариков родителей, да и неловко было бы как-то с ними в таком его положении холостяка. Парамониха без слова приняла его, заявив о Варваре:

— Пускай-ка баба посвистит в кулак!

Оставив у нее чемодан, Прохор направился к родителям. Отец принял его известие — уход с должности и из дома — с внутренним и с наружным спокойствием; погордился сыном за то, что нашел в себе крепость бросить директорскую должность. Иван Иванович знал, что сын, может быть, совершил настоящий подвиг, поступив не по корыстному рассудку, а так, как повелела ему душа.

— Как я рад, Проша, как я рад! — проговорил отец задрожавшим от волнения голосом. — Ты спас в себе мастера! — Он всхлипнул и засуетился, что с ним редко случалось.

Мать тоже была рада, что он бросил эту работу, но она встревожилась, услышав, что он разорвал с семьей. Домна Панкратовна, как и Иван Иванович, знала о корысти и тщеславии Варвары; Тишковы в душе не могли полюбить сноху, но вследствие своей доброты не ругали и не осуждали ее, как и всякого человека, ибо в каждом, по выражению старухи, «был грех». Мать заплакала и поникла.

— Одному-то тоже не солодко, Прошенька, — выговорила она, все роняя слезы.

Прохор сидел с опущенной головой.

— Время покажет, мам. Но я больше под ее дудку плясать не стану. Хватит!

— Рад я, сильно рад! — повторил Иван Иванович; он так много передумал и перегоревал о старшем сыне и теперь горячо радовался его возрождению. «Только бы удержался, не пал ниц».

— Давай, мам, самовар, погреемся чайком, — попросил Прохор, полностью успокаиваясь, как и всегда, когда он приходил в родное гнездо.

В последнее время Варвара много ездила по району, жесткой рукой наводя направленный против быковщины порядок, который считала нужным укоренять. Она знала тайное желание Митрохина получить повышение и перебраться в областной центр, а это значило, что Тишкова могла получить его место. Митрохин был так занят своим устройством, что дела председателя райисполкома переложил на Варвару, — в случае его перевода он подготавливал замену себе, считая ее достойной своей преемницей.

Выехав на другое утро в район, глядя на пропадающие в белесой мгле серые, притрушенные первым снегом поля, Варвара спокойно обдумывала все то, что произошло с мужем и с ее семейной жизнью. Теперь, трезво взглянув на вещи, она склонилась к мысли, что уход Прохора с крупной должности был выгоден ей — для ее продвижения. В областных инстанциях могли указать на ее изворотливость, на умение устраивать свои делишки. Хорошо было то, что он ушел с должности директора, но будет плохо, если он опять возьмет в руки рубанок, — все-таки должен понимать, какая у него жена! Следовало, таким образом, подыскать ему другое, не так видное, но чистое, культурное место где-то в среднем районном звене. По дороге в Колучово она думала об этом, перебирая в уме все конторы и людей, отыскивая подходящее место. Что Прохор вернется и будет упрашивать принять его, Варвара не сомневалась.

По дороге в Колучово она велела шоферу свернуть в Сикаревку. Директора совхоза, Дудакова, Варвара недолюбливала за острый язык и мужиковство, — надо сказать, что в душе своей она не любила крестьян. В конторе, в кабинете директора кроме самого Дудакова находились: агроном, поглядывавший насмешливыми глазами на широкое, мужицкое лицо и на тяжелые, со вздутыми венами руки директора; бригадир в испачканном землей плаще и в кирзовых сапогах грел спину около теплой печи, не встревая в острый разговор между ними; у окна сидел коренастый, с короткой бородой и в шапке с задранным кверху ухом старик.

— О чем толкуете? — спросила, поздоровавшись, Варвара, чувствуя стычку между директором и агрономом.

— Да вот слушаем деда — лекцию по льноводству, — сказал с иронией агроном.

— Он с этого поля брал отменный долгунец, когда ты еще не пускал пузыри, — зычным басом прогудел Дудаков.

— Что же, долой науку? — спросила Варвара, про себя обдумывая его замену.

— Науку ради добывания дипломов и диссертаций верно — долой, — сказал Дудаков.

— Ты, дед, ступай по своим делам, — сказала Варвара старику. — Мы как-нибудь тут сами разберемся.

— Сиди, Мироныч, ты мне еще нужен, — остановил поднявшегося старика директор.

Варвара поджала губы, но промолчала, слегка приподняв брови, глядела на старого Дудакова.

— Ты особо-то жилье не разбазаривай, — предупредила его она. — Пора тебе съездить в Колучово и посмотреть, как они строят свой поселок.

— Мне там нечего смотреть. Крестьянин — не солдат, чтоб его пихать в казармы, — заявил Дудаков с твердой решительностью.

Варвара пока не стала обострять с ним отношений и с неприятным чувством выехала в Колучово. Вскоре за лесом открылся поселок. Желтые стандартные двухэтажные дома, составляющие короткую улицу, нравились Варваре. «Все в куче, легче руководить, да и от огородов оторваны. Надо ихний опыт внедрять во всех хозяйствах», — размышляла она и, увидев около церкви столпившихся людей, велела остановиться. Там были Карманов, Юзик, несколько стоявших поодаль старух, старик в рыжем пальто и какой-то хорошо одетый человек — Варвара узнала начальника областного управления культуры Мышковского, приезжавшего в начале лета в Демьяновск и беседовавшего с ней. Старик в рыжем пальто и на деревяшке был Серафим Куропаткин, давно уже хлопотавший о восстановлении колучовского старинного собора, имевшего великую художественную ценность. Дело же обстояло так, что Карманов распорядился об устройстве в соборе кузницы. Кирпичная толстенная, вечная кладка сих стен вполне годилась для такой цели, о художественной же ценности сооружения Карманов просто не думал, как не думали об этом многие хозяйственники. Если бы ему кто-то внушил, какую он губит красоту, он, возможно, переменил бы свое решение. Но не малограмотного ж Серафима ему было слушать!

Мышковский не возражал против устройства кузниц в церквях, считая их хоть и памятниками, но вредными. На церкви, по своему обыкновению, Мышковский смотрел злыми глазами.

Серафим Куропаткин, с выражением отчаянного упорства на лице, с таким же, как когда-то ходил в атаки, стоял непоколебимо в дверях.

— Вам такого права не дадено — разорять памятник искусства, красоту! Не вы строили, суньтесь-ка. Покажь распоряжение свыше.

— Я заместитель председателя райисполкома! — сказала начальственно Варвара. — А за бузотерство получишь пятнадцать суток. Хотя я и уважаю инвалидов.

— А ты меня не припугивай. Я таких-то нахрапистых баб видал да через себя кидал. Дай документ вышестоящих! Он у тя имеется? Без разрешенья товарища Быкова мы тут устраивать кузню не дозволим, — еще напористее проговорил Куропаткин, для весомости довода пристукнув деревяшкой с целью, чтобы забрызгать красивые туфли Мышковского, что ему и удалось — грязь цевками брызнула ему на ноги.