Юрий Либединский - Дела семейные

Чем дольше шло время, тем сильнее чувствовал Леонид Сомов разницу между тем положением, которое он занимал раньше в конструкторском бюро, и тем, которое теперь занимал здесь, на заводе. Дело было не только в том, что зарабатывал он сейчас значительно меньше, хотя должность его на заводе была выше, чем в конструкторском бюро, — впрочем, и сужение бюджета давало себя чувствовать на каждом шагу, тем более что Вика пошла в декретный отпуск, премиальные и сверхурочные прекратились. Но не это было главное, — велики ли потребности молодой пары? Некоторую урезанность в бюджете они даже приняли с гордым вызовом. Не в бюджете было дело, а в общем самочувствии. Леонид не мог себе представить, чтобы при порядках, царивших в конструкторском бюро, он или вообще кто-либо другой достиг бы столь шумного успеха, какого достиг Леонид Сомов своим докладом на заводе. Но зато в конструкторском бюро самая что ни на есть скромная удача отмечалась на очередном ежемесячном собрании самим генералом, новое предложение немедленно находило себе применение в проекте и в самые кратчайшие сроки осуществлялось в металле.

Леонид ждал, что после того, как его доклад прошел на заводе с таким триумфом и была принята такая восторженная резолюция, положения его доклада начнут тут же осуществляться. И когда после Нового года директор вызвал его к себе, Леонид ожидал, что речь пойдет именно о применении новой технологии. Но директор, весьма ласково поздравив Леонида Сомова с Новым годом (присутствующий при этом главный инженер ограничился кивком головы), предложил ему разработать технологию для выпуска нового заказа — автокары. Леонид тут же получил в руки готовый чертеж и образец нового изделия. Директор, вручая ему документацию, весело говорил:

— Вот какой подарочек получили мы под Новый год! — И Леонид, знавший положение на заводе, разделял его чувство: заказ был большой и потому выгодный...

При переходе от производства автодрезины к новому заказу можно было бы применить некоторые принципы, усвоенные Леонидом в конструкторском бюро. Когда он сказал об этом, директор поощрил его радостным возгласом:

— Конечно, конечно, экономия-то эта золото дает...

Но когда Леонид тут же сказал, что при разработке технологического процесса думает применить некоторый опыт новой технологии, о которой он говорил в докладе, директор взлохматил волосы и сказал, что дело это, мол, сугубо практическое, а главный инженер добавил:

— Да, да, сугубо практическое, экспериментировать не следовало бы...

И это говорил он, главный инженер, который предлагал когда-то на три месяца остановить завод! Леонид ушам своим не верил, ему хотелось заспорить, но сказывались навыки дисциплины, накрепко усвоенной в конструкторском бюро, — ему начальники давали поручение, его, Леонида, дело было эти приказания исполнять.

Но все же он сделал то, чего попросту не мог бы сделать в конструкторском бюро, — он пошел к секретарю парткома, к товарищу Репиной, и изложил ей все свои сомнения: что, мол, все это значит, неужели его доклад был лишь пустым сотрясением воздуха?

— То есть как это сотрясением воздуха? — с возмущением переспросила Репина и осуждающе взглянула на него своими спокойными карими глазами. — Ведь принята резолюция, в райкоме ее одобрили. Особый разговор с товарищем Паримовым был, — он еще сказал, что будет за применением всей «семейной» технологии наблюдать... — Она неожиданно звонко засмеялась, но, видя, что Леонид покраснел, быстро добавила: — Да вы не думайте, что речь идет о вас и о Вике, нет, он имел в виду то, что вы в докладе употребили этот оборот, говоря о группировке изделий по семьям...

— Значит, товарищ Паримов нас поддержит? — спросил Леонид.

— Вся партийная организация будет вас поддерживать.

— Ну, а как же разговор, который произошел у меня с директором?

— Погоди-ка, вы, товарищ Сомов, тут чего-то недопонимаете. Вам что, директор запретил применять новую технологию?

— Нет, он не запрещал, но главный инженер откровенно предостерег против экспериментов...

— А это уж ваше дело. Смотря что называть экспериментом, — главное, чтобы производство от этого не страдало, а выигрывало, чтобы повышалась производительность труда, а стало быть, и заработная плата рабочих. Действуйте, разрабатывайте, а мы вас будем поддерживать на каждом шагу... — говорила Репина, встав с места и своей маленькой крепкой рукой пожимая руку Леонида. И вдруг совсем другим голосом спросила: — Ну что, жена не капризничает? — Леонид вспыхнул, и она сказала успокоительно: — Что станешь делать, в таком положении... А вы наоборот, должны во всем идти нам навстречу, ничего не попишешь... — она замолчала и, взглянув своими ясными глазами в глубь его глаз, добавила: — Природа!

Да, беременность у Вики проходила очень тяжело. Удивительно, как плохо действовал отпуск на Викторию Курбановскую! Казалось бы, она так мучилась последнее время, когда ей приходилось беременной выходить на работу и не только работать самой, но руководить бригадой, да еще в условиях, когда бригада с трудом переходила на новый метод. Но она привыкла большую часть дня проводить на людях и, сидя дома, тосковала.

Евдокия Яковлевна заботилась о ней, не давала лишнего шагу ступить. Вику это только раздражало, и она, бывало, покрикивала на свою безответную мать. А когда муж, молодой, здоровый, кажущийся ей сейчас особенно сильным и красивым, возвращался с работы и говорил ей ласковые слова, Вика заподазривала, что он это нарочно, — ведь он не мог не видеть, каким она стала уродом. И Вика выспрашивала, кого из женщин он видел сегодня на заводе. Леонид, не чувствуя подвоха, весело отвечал.

— А с Раей Гостевой ты шутил?

— Ну конечно шутил! Знаешь, ведь она вместо «л» «р» говорит. Кронцылкурь. «А что это — цылкурь?»

— Тебе, конечно, смешно...

— Да ты что, Вичка, — опоминался он, — неужто ревнуешь?

— Нет, нет, пожалуйста, веселись...

Только лежа рядом с ним в кровати, она успокаивалась. И засыпала, положив голову ему на плечо.

В эти дни Вика уже не могла сама бывать у родителей Лени, но неукоснительно следила за тем, чтобы он их навещал, и Леонид беспрекословно слушался ее.

Не сразу рассказал Владимир Александрович сыну о своей злополучной встрече со Сталиным. Сначала Леня, бывая дома, ничего не замечал. Но вот однажды он застал отца в халате. Владимир Александрович сидел в кресле, видно было, что он сегодня не ходил на службу.

— Ты болен? — спросил Леонид обеспокоенно.

— Так, пустяки...

На ковре среди вороха бумаг и фотографий возилась Леля, как всегда непричесанная и тоже в халате, хотя время уже было послеобеденное. Увидев брата, она сказала обрадованно: