Николай Корсунов - Высшая мера

Перевел взгляд на работающего Макса, на свой портрет. Мысленно опять возвратился к беседе с женой. Перерешил: «Не она мне, а я ей подарю этот портрет. И напишу: «От того, кто в молодости покорил тебя, а в зрелости — Вену, Варшаву, Париж и Москву…» Да-да, дорогая, и Москву. Туманный Лондон — потом, потом. Сейчас — Москву…» Вспомнилось, как на днях, во время инспекционной поездки по приграничным войскам, начальник генштаба сухопутных сил Франц Гальдер спросил, тепля на сухих губах улыбку: «Не снится по ночам московский Кремль, дорогой Гейнц?» — «Если будем и впредь откладывать вторжение, то русский Кремль только во сне и увидим!» В ответ Гальдер поджал губы. И Гудериан прочел на этих едких губах: «Да, мы с тобой, дорогой Гудериан, армейские товарищи. Да, мы одно время вместе работали в генштабе на вторых ролях. Да, мы в одном звании. Да. Да. Но как ты смеешь этаким тоном разговаривать со мной? Кто ты? Ты! Сын обер-лейтенанта, который первым в твоем роду стал кадровым военным! А взгляни на генеалогическое древо Гальдеров: триста лет поставляем мы воинов немецкому народу!..»

Гальдер разжал губы: «Так и передать фюреру?» Гудериану пришлось неуклюже отшучиваться: «Быка берут за рога, человека ловят на слове. Прошу пардона, мой генерал. Я по-солдатски». — «Вы генерал-полковник, а не солдат, — несколько смягчился Гальдер. — Плохие завоеватели и посредственные журналисты страдают одной болезнью глаз: в Париже видят лишь Эйфелеву башню, в Берлине — Бранденбургские ворота, а в Москве — Кремль и купола церквей. Должно же видеть и страну, и ее народ в целом. Вы видите за Кремлем Россию, дорогой Гудериан? Скажете, я, мол, солдат, а не политик? Нет, вы — генерал, друг мой, и от принципа, — Гальдер взял со стола Гудериана том Клаузевица, покачал им перед собой, — от железного принципа «война и политика сливаются… полководец становится мужем государственным» вам не уйти. — Открыл несколько страниц, прочитал: — «Война дело серьезное и опасное; самые же худшие в ней ошибки те, которые проистекают из добродушия… Кто употребит силу, ничем не стесняясь и не боясь кровопролития, непременно возьмет верх над более застенчивым противником…» Мы должны помнить эту заповедь гениального Клаузевица. Легче всего начать войну, труднее — выиграть ее. Конечно, в отношении большевистской России у нас нет ни малейших сомнений. Кампания будет быстрой и легкой. Но мы должны выиграть победу самой малой кровью. Соотношение потерь — один к одному — нас не устраивает. Один павший немец на сто уничтоженных русских — вот что нам нужно, дорогой Гудериан. И поэтому мы должны знать о противнике все. Все! Вы, дорогой, все знаете о противостоящих вам войсках русского генерала Павлова?..»

Гудериан сдвинул брови: Павлов, Павлов!.. И Кремль, и купола церквей, и сама Россия — за широкой спиной генерала Павлова и его армий.

После отъезда Гальдера Гудериан стал пристальнее интересоваться работой разведки. Вчера принесли красную папку, в ней находились сведения о войсках Западного Особого военного округа, добытые разведкой. Ручаться за их точность нельзя было, но представление о силах русских они все же давали. Там же лежал листок с биографическими данными и фотографией командующего округом генерала армии Дмитрия Павлова. И Гудериан, и начальник штаба не без любопытства разглядывали бритоголового полководца с резкими складками в межбровье, думали, пожалуй, одинаково: как поведет себя Павлов в ближайшие дни, после вторжения германских войск? В храбрости ему, похоже, не откажешь.

— Не кажется ли вам, господа, что этот русский фельдмаршал чрезвычайно молод для своего поста?

Офицер разведки не уловил почему-то уязвленности в голосе командующего, сказал:

— В его возрасте, ваше превосходительство, Наполеон покорил Европу и сжег Москву. В Испании и финской кампании Павлов отличился, у русских он национальный герой.

Гудериан быстро, из-под выгнутой брови взглянул на майорские погоны разведчика, и тот смутился.

— Между прочим, господа, — сухо свернул разговор Гудериан, — информация слишком общая, господа. Очень мало знаем о противнике…

— Русские так засекретили армию, что даже номеров не присваивают полкам…

— Ну тогда разведчики чужой хлеб едят!

Руководитель разведки молча проглотил упрек.

Это было вчера. Гудериан взглянул на часы: через минуту майор должен принести сведения, поступившие за истекшие сутки.

И тот вошел. Как бы вкрался в кабинет. На вопросительный рывок генеральских бровей четко сомкнул каблуки:

— Кое-что есть, господин генерал.

Положил перед командующим знакомую красную папку с грифом «Совершенно секретно» и, получив разрешающий кивок, так же бесшумно удалился.

Гудериан открыл папку, наморщил лоб: «Не густо, разведчики! Невод ваш всегда почти пуст. — И поймал себя на мысли, что брюзжит несправедливо. — Действительно, старым становлюсь…» И войсковая разведка, и сам он многое знали о Красной Армии. К примеру, то, что ее пехотные дивизии вдвое слабее немецких и по вооружению, и по числу активных штыков. Знали приблизительное количество войск, противостоящих танковой группе Гудериана. Знали, что противник, кажется, догадывается об истинных намерениях немцев и потихоньку подтягивает войска, сосредоточивая их вдоль границы, не понимая, что вся эта масса войск будет мгновенно расчленена танковыми клиньями, окружена и уничтожена.

«Так-так-так, это уже что-то интересное! «Танковый полк на марше в приграничной зоне. Командир полка Табаков». Это и впрямь интересно: будущий конкретный противник!..»

Гудериан опустился в кресло, с профессиональным любопытством рассматривал фотографии, сделанные с воздуха. Тяжелый танк, средние, легкие… броневики… автомобили… Колонна растянулась по лесной дороге, и авиаразведчику, чтобы отщелкать всю ее с небольшой высоты, пришлось пролететь из конца в конец. Из этого рейда, сообщили Гудериану, самолет возвратился с пулевыми пробоинами в плоскостях. Первый случай, когда сосед решился обстрелять нарушителя. Верно, и у русских терпение лопнуло. Может, следовало бы доложить об этом в Берлин? Пусть бы Риббентроп выговорил Москве за столь недружественный акт… А вообще, если взвесить здраво, теперь ни к чему эта дипломатическая пикировка, не осталось времени на нее. Русские прекрасно знают, что вовсе не случайно перелетают границу германские самолеты, но категорически запрещают своим войскам обстреливать их. Боятся осложнений. Хотя известно, кто остерегается крапивы, того она чаще и жалит. И вдруг — обстреляли! Что это: приказание свыше или собственная инициатива командира полка? Сегодня Гудериан приказал повторить облет русской приграничной зоны — авиаразведчика не тронули. Значит, во вчерашнем случае была частная инициатива…