Татьяна Тэсс - Хранитель времени

Они молча шли по опустевшим улицам: в Праге ложились спать рано. В сквере посреди лужайки стояла, задумавшись, бронзовая дама в длинном платье. Под аркой шептались влюбленные. Последний трамвай, раскачиваясь, мчался вдоль узкой улочки; грохот его отдавался гулко, точно шум реки в ущелье.

— Может быть, это и не осколок снаряда, — вдруг сказала женщина на ходу, и Ольга поняла, о чем та думала все время. — Возможно, это кусочек кости, вторгшийся в ткань легкого. Но это картины не меняет. Абсцесс есть абсцесс.

Улица за мостом была разрыта: там прокладывали кабель. Дорогу пересекал узкий ров, из него тянуло сырым, холодным запахом земли. Перейдя по доске, Ольга обернулась, чтобы подать руку спутнице, но та перепрыгнула глубокую канаву с легкостью, даже не заметив, — настолько она была поглощена своими мыслями.

Так они дошли до высокого углового дома. Едва они поднялись на четвертый этаж, как дверь сама распахнулась: их ждали.

— О, Миладка! — сказала высокая седая женщина. Из-за ее плеча выглянула другая, такая же высокая, длинноногая и широкоплечая, только очень молодая, с большим красивым ртом и вьющимися волосами. — О, Миладка! — повторила седая женщина, всплеснув руками, и девушка позади нее тоже всплеснула руками. — Наконец-то ты пришла домой! Я уже боялась, что с тобой что-нибудь случилось…

— Что еще может со мной случиться? — сказала Милада тихо.

Она пропустила Ольгу вперед.

— Знакомьтесь, — сказала она. — Это моя сестра Зденка. И Вера, моя племянница. Пройдемте ко мне, я уложу вас спать.

Утром, когда Ольга проснулась, Милада, уже одетая, стояла к ней спиной и укладывала докторский чемоданчик. Она повернула голову, и Ольга увидела, что глаза у Милады вовсе не черные, какими казались вчера из-за расширенных зрачков, а голубые. Кроме того, Милада выглядела сейчас не такой старой. Волосы у нее действительно были совсем седые, худое лицо изрезано морщинками, возле рта лежали две резкие складки. И все же было ясно, что она моложе, чем показалось Ольге вчера.

В столовой их ожидали родные Милады. Красивая племянница в голубом, свитере и узких брюках сегодня была еще красивей. Зденка и Вера стояли рядом, обе рослые, широкоплечие, синеглазые, и глядели на Миладу со страхом и любовью.

— Только не ходи под солнцем без шляпы! — приговаривала Зденка умоляющим голосом. — И не торопись, если будете подниматься в гору. Я тебя прошу, Миладка! И садитесь сейчас обе, выпейте кофе на дорогу…

Милада продолжала что-то укладывать в чемоданчик, маленькая, озабоченная, взъерошенная, как перепелка. Ольга огляделась: тяжелые, с львиными лапами стулья, низкий стол, ореховый торшер в углу… Квартира адвоката или врача. На стенах плоские вазы с вьющимися цветами, несколько гравюр, фотографий в рамках…

Перехватив взгляд Ольги, Милада покачала головой, опять угадав ее мысли.

— Нет, — сказала она. — Здесь нет фотографий моего мужа и детей. Я их убрала. А их у меня очень много… — добавила она, не глядя на Ольгу. — Есть снимки, сделанные в Багдаде. Потом мы привезли много фотографий, когда были с Иржи в Риме и Флоренции, во время отпуска. В Париже нас фотографировал Роже Деваль, друг Иржи, молодой художник, — перечисляла она, и Ольга поразилась бесстрашию, с каким она возвращалась к этим воспоминаниям. — И еще снимки, сделанные в Бернартове. Иржи и я — мы оба любили фотографировать детей, — говорила Милада ровным голосом. — Но сейчас я все это убрала.

Она закрыла чемоданчик и села за стол. Красивая племянница, прикусив губу, внимательно поджаривала в тостере хлеб. В открытое окно лилось осеннее тепло. Милада сидела за столом, выпрямившись, чужая среди своих. И снова Ольга узнала невидимую стену горя, которая может вдруг отгородить человека от всего мира.

…Сколько раз потом Ольга вспоминала эти дни! И всегда ей казалось, что они слились в один огромный день, полный страха, надежды и нескончаемого ожидания.

Вот она сидит у дверей палаты в то время, когда Милада осматривает Сергея, — сидит и ждет ее решения. И вот она снова сидит и ждет, но теперь уже в другом коридоре больницы.

По коридору снуют санитарки и сестры, проходят, переговариваясь, врачи. Справа закрытая дверь, и за нею — ход в операционную.

Там, на столе, лежит распластанное, неподвижное, почти бездыханное тело с вскрытой грудной клеткой. Отогнутые вверх ребра торчат, словно оперение огромной птицы. Это — Сергей, ее брат. Милада его оперирует.

Ольга смотрит на людей в белых халатах, идущих оттуда, с другого конца коридора. Ей кажется, что все они чем-то встревожены, и она с ужасом вглядывается в их лица. Она силится представить, что сейчас происходит в операционной.

Сколько раз в своей жизни она сама стояла у этого стола, подавая инструменты хирургу, сколько раз видела этот ровный, беспощадный, лишенный теней свет, заливающий операционное поле…

Но тогда все было по-другому. Она помогала спасти жизнь раненого, она заботилась о нем, делала для него все, что в ее силах. И все-таки это было по-другому. А сейчас это Сережа. Его кровь, его жизнь. Сережа, единственный брат.

Она силится представить, что происходит сейчас в операционной. Силится представить — и не может. Ничего больше не может. И ждать тоже не может. Может только умереть, чтобы Сергей остался жив. Но сейчас это ничего не значит.

И вдруг дверь в другом конце коридора открывается.

Входит кто-то, кого Ольга не знает.

Кто-то незнакомый, высокий, сильный, идущий быстрой, уверенной походкой. Этот кто-то движется к Ольге, и она ощущает плывущий к ней сухой горячий ток энергии и силы. Неизвестный ей человек одет в белый халат, голову его покрывает шапочка, на лице марлевая маска. Рука, с которой уже снята резиновая перчатка, сдвигает маску вниз.

Это Милада.

Она молчит и тяжело дышит, смотря прямо на Ольгу.

И Ольга встает и смотрит на нее, прижав обе руки ко рту. Ольге кажется, что она стоит так всю жизнь, смотря в это усталое, сильное, чужое лицо, не смея спросить, ме смея угадать.

Стоит и ждет.

Наконец она снова садится на стул и начинает плакать. Она плачет счастливо, безудержно, громко, как плакала только в детстве, не в силах удержаться и не стыдясь своих слез.

А Милада стоит над ней и гладит ее по голове. Точно девочку.

Вот как все это было.

Вот как бывает на свете.

Весна в этом году пришла рано, воздух был легок, свеж и пахнул морем, как бывает иногда ранней весной, даже если море очень далеко, а вокруг только холмы да леса. Садовник Карась возился у парников; он стоял спиной к калитке, в зеленом фартуке, завязанном крест-накрест на горбатой спине. Краснощекая Милена Дворжакова, почтальон, проехала мимо на велосипеде и не узнала Милады. Она проехала, даже не повернув головы, крутя педали своими мускулистыми ногами в войлочных башмаках, а Милада смотрела ей вслед, и ей казалось, что мимо промчалась тень, пришедшая совсем из другого мира, в котором она, Милада, когда-то жила.