Татьяна Тэсс - Хранитель времени

Вместе с Ольгой и Сергеем Милада медленно шла по теплой от весеннего солнца дороге Бернартова. Сергей словно вырос за время, что прошло после операции, раздался в плечах, но все еще был очень худ. Коротко остриженные волосы, торчащие щетинкой на круглой голове, делали его похожим на школьника.

Они дошли до двухэтажного дома из красного кирпича, остановились и сняли с плеч рюкзаки. По каменному забору вились длинные ветви глициний и дикого винограда. Ставни не были закрыты, за стеклами, как всегда, белели занавески. Но пустынный холодок, веющий от запыленных окон, говорил, что в доме давно никто не живет.

«Как ты решилась, Милада, как могла? — думаю я, снова и снова вспоминая рассказ Милады об этом дне. — Откуда ты нашла в себе силы прийти туда?»

Но вот повернулся ключ, заржавленный замок калитки заскрипел, звонко щелкнула щеколда, словно вскрикнула, словно окликнула Миладу по имени. И старый отчий дом принял путников под свой кров.

В комнатах было куда холодней, чем на улице. Пахло промерзшим камнем, отсыревшей тканью, чем-то чужим и угрюмым, словно милые запахи дома навсегда ушли вместе с теми, кто жил здесь. Милада как вошла в дом, так и остановилась посреди комнаты, держа в руке рюкзак, будто окаменела. Ольга стояла рядом с ней.

Но Сережа сразу же принялся за работу.

Он разыскал в коридоре под лестницей сложенные горкой, напиленные дрова и затопил печь. Он проверил мотор старенькой помпы, установленной в кухне еще отцом Милады, включил его, и насос заработал, забормотал что-то себе под нос, как домашний сверчок. В кране фыркнула вода; взрывались искрами дрова в печке; из щелей полз синеватый дым очага.

Сергей наводил в доме порядок, как положено мужчине. Он поставил на стол в кухне толстые фаянсовые тарелки, вынул из рюкзака большой кусок копченой грудинки и флягу со сливовицей — щедрый дар соседа по палате. Теплые клетчатые башмаки, найденные им в передней, стояли у маленьких окоченевших ног Милады смирно, как зайцы. С улицы ворвался ветер, надул белые занавески. И отчий дом, наполнившись живым дыханием, закряхтел, ожил и снова тронулся в путь, точно старый крепкий корабль.

Милада вышла в сад.

В каждой луже, в каждой капле, дрожащей на ветке, отражались серебро и синева. Травинки, острые, как язычки пламени, лезли из каждой щели между камнями, из каждой поры земли; лужайка перед домом слепила глаза молодой зеленью. Сад сиял и блистал, словно никогда не было в нем того ужасного часа, и Милада, оцепенев, смотрела с порога на это бесстрашное юное торжество весны.

…И вот уже весь дом прибран, в протопленных комнатах приготовлены постели, за окнами блестит молодая холодная луна. Все устали после уборки, всех клонит ко сну. Ольга как добралась до постели, так и уснула, обхватив руками подушку. Сережу разморило от весеннего воздуха, глаза его слипаются, его пошатывает, как пьяного.

— Иди спать! — прикрикнула на него Милада. — Только не спорь, пожалуйста! Помни, что ты обязан слушаться меня, как врача.

Наконец как будто лег спать и Сережа, — в его комнате тишина. Милада сидит в своем старом кресле, обхватив колени руками.

У постели горит маленькая лампа под клетчатым абажуром, как горела всегда. В углу на крючке висит голубая пижама Иржи; на столике, как и раньше, ящик с шахматами. Радбор любит играть в шахматы с матерью. Ох, до чего он азартен, этот мальчуган, как не терпит он проигрыша, как волнуется из-за каждой отданной фигуры!..

И вдруг Милада понимает, что думает о сыне, о муже, о дочери, как о живых.

— Прости меня, Иржи! — молит она, уставившись в полутьму, сжимая холодные руки. — Прости, что я осталась жива! Как могу я жить без вас, дышать без вас, видеть солнце без детей, без тебя? Прости, прости меня, Иржи…

Она говорит вслух, глядя в темноту сухими глазами, раскачиваясь в кресле, точно от нестерпимой боли.

Раздается осторожный стук, дверь за ее спиной открывается.

На пороге стоит Сережа, босой, в военных брюках и рубахе.

— Вы еще не спите? Понимаете, и я никак не могу уснуть… — бормочет он, хотя глаза его слипаются. — Может быть, сыграем в шахматы?

Милада молчит и смотрит на него.

— Садись, — наконец говорит она. — Садись, сыграем с тобой в шахматы, если уж тебе так хочется.

А теперь я расскажу о том, как Милада встретила Джекки Глина в первый раз. Это было в старом замке неподалеку от Праги.

Попробуем вспомнить, что происходило в Праге в те удивительные дни. Гирлянды цветов свисали с балконов и водосточных труб, трамваи шли, разукрашенные цветами, точно свадебные кареты, над воротами и дверями развевались флаги всех стран мира. Всюду пели и плясали, читали стихи, отовсюду неслась музыка…

Прошло уже немало времени с того дня, как Сережа и Ольга уехали на родину. Милада первый раз после их отъезда оказалась в Праге.

Она помнила с необыкновенной четкостью все, что было связано с их отъездом, все до последней черточки. Она сама уложила чемоданы: с юности она гордилась тем, что лучше всех в семье укладывала вещи. Аккуратно и быстро она упаковала Сережин сундучок и положила сверху свитер, который когда-то сама связала Иржи, пуховый теплый шарф Радбора, готовальню Драгомилки… Все эти вещи были для нее почти живыми существами: она не удержалась и провела рукой по футляру готовальни, словно погладила на прощание щеку ребенка.

Милада захлопнула сундучок и поднялась, с трудом разгибая спину. Тут она увидела, что Сережа стоит позади нее.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

Ни одному человеку на свете Милада не призналась до той поры, что дал ей Сергей. Чужой сын, он пробудил в ее мертвой душе живой огонь материнской любви. Он сумел вернуть ее в мир живых. И вот сейчас он стоял перед ней, худой, коротко остриженный паренек с Кубани, и глядел на нее своими бесстрашными шоколадными глазами, которые она так хорошо знала. И, как бывало уже не раз, она тотчас угадала, о чем он в эту минуту думал.

— Ну? — сказала она с напускной ворчливостью. — Ты хочешь меня спросить, где я буду жить после вашего отъезда? И сейчас примешься уговаривать меня, чтобы я переехала к Зденке в Прагу, а не оставалась здесь одна? Так вот что я тебе скажу! — Она решительно пригладила свои растрепавшиеся седые волосы. — Я никуда отсюда не уеду. Это я уже решила окончательно. Я могу сейчас жить здесь, ты понимаешь, мальчик? Я уже в силах жить здесь. Это мой дом, мое место на земле. И, пожалуйста, не говори больше об этом.

— Хорошо, мама Милада, — Сергей продолжал смотреть на нее своими шоколадными глазами. — Я не буду об этом говорить. Но как я расстанусь с вами? — Голос его дрогнул. — Вот о чем я думаю все время…