Татьяна Тэсс - Хранитель времени

Это было письмо, написанное одним человеком другому человеку, — ему и никому больше. Неизвестная мне Галя Соколова писала подруге о своем новом классе, о мальчике Мише, с которым сидит в классе рядом. Она писала о том, что сама удивляется, как быстро она привыкла к новой школе. Не берусь приводить все содержание письма в точности, но я успела записать такие строки:

«Ты знаешь, я забыла всех наших ребят. И мне никому не хочется писать, кроме тебя. Наверное, потому, что нас ничего не связывало, кроме стен. И мне совсем неинтересно знать, что сейчас делается в нашем классе. Вот только тебя, Танька, мне не хватает. Понимаешь, здесь все как-то по-другому, хотя я еще ни с кем по-настоящему не подружилась…»

Таня закончила читать вслух письмо и быстро сунула его между страниц книги. Щеки ее продолжали пылать.

— Вот, — сказала учительница с осуждением. — Галя Соколова оказалась неблагодарной по отношению к школе, которая воспитывала ее восемь лет. Она забыла своих товарищей. В ней нет ни капли… Чего в ней нет, Таня?

— Школьного патриотизма, — сказала Таня грустно.

— Правильно, школьного патриотизма. Она не понимает, что такое настоящая дружба, которая связывает людей навеки. Это великое чувство. Садись, Таня.

Таня села. Но лицо ее еще не согрелось, словно освещавший его изнутри фонарик погас.

Она сидела, опершись подбородком на руку, поглощенная своими мыслями. Встала другая девочка и начала рассказывать о примерах дружбы в рассказах Гайдара. Но я ее уже не слышала.

Я думала о том, что только что на глазах всех собравшихся было оскорблено целомудрие чужого доверия, чужой тайны. То, что предназначалось только для близкого друга и было откровенно ему рассказано, вынесли на обсуждение двух классов. Для меня это прозвучало так, как если бы безжалостный громкоговоритель передал во всеуслышание шепот влюбленных или исповедь матери.

Я не знаю обстоятельств, при которых учительница узнала об этом письме. Но если уж так случилось, то, как мне кажется, прежде всего, она должна была испытать тревогу. Почему школьница с такой легкостью забыла школу и своих товарищей? Кто повинен в том, что нити, связывающие их, оказались столь слабыми? И не значит ли это, что в классе есть какое-то внутреннее неблагополучие?

Думается, неблагополучие могло только усилиться, после того как в присутствии нескольких десятков ребят девочку заставили читать вслух чужое письмо. О чем она будет думать, когда вернется домой? Как разберется в том, где — проблема дружбы, а где — унижение ее человеческого достоинства, ее права на личную душевную неприкосновенность?

Когда обсуждение закончилось и мы перешли в учительскую, я откровенно сказала преподавательнице о своих мыслях. Она усмехнулась.

— Нет, я не согласна с вами, — сказала она. — Письмо заслуживало коллективного обсуждения. И обсуждали его, в конце концов, только Галины и Танины товарищи. Что здесь особенного? А насчет доверия и чужих тайн… У ребят в этом возрасте и без того слишком большое увлечение всякими тайнами и секретами. И чем меньше их будет, тем полезней.

И она повернулась от меня к человеку в очках, сидевшему у стола.

Он тоже был в библиотеке во время беседы и очень внимательно следил за выступлениями. Сейчас он сидел молча и прислушивался к нашему разговору.

— Пожалуйста, познакомьтесь, — сказала учительница. — Это Николай Николаевич, преподаватель литературы в одной из школ нашего района. Мы обмениваемся опытом. Николай Николаевич — очень талантливый педагог, наша, если можно так сказать, будущая звезда… — Она немного натянуто засмеялась. — Вот видите, сидит, помалкивает… Может, поделитесь с нами своими мыслями?

— Пожалуйста… — сказал Николай Николаевич, встрепенувшись. — Но, понимаете, я сейчас думал совсем о другом.

— О чем, если не секрет?

— О разбитом стекле… — сказал Николай Николаевич задумчиво.

— Ну вот, вы всегда оригинал! — учительница вздохнула. — О каком разбитом стекле?

— Если хотите, я могу рассказать, — проговорил Николай Николаевич нерешительно. — Может быть, это и вашей гостье будет интересно…

И он рассказал историю, которую я постаралась записать с возможной точностью.

Некоторое время назад в одной из школ разбили стекло. Это было большое оконное стекло учебной мастерской, выходящее во двор. В мастерской в это время находились несколько восьмиклассников. Школьная уборщица тетя Нюша прибежала, услышав грохот, и увидела стоящего у окна Петю, ученика восьмого класса «Б». Рука у Пети была порезана, из нее сочилась кровь. Когда тетя Нюша на него напустилась, Петя пожал плечами и довольно нахально заявил, что никакого стекла он не разбивал. Рассердившись еще пуще, тетя Нюша побежала за классным руководителем.

Вначале Петя сказал и классному руководителю, что он не разбивал стекла. Но когда тот предложил ему назвать истинного виновника, Петя вынужден был сознаться. На следующий день его вызвали к директору.

Положение осложнялось тем, что на Петькином счету уже числился разбитый школьный фонарь, залитый чернилами атлас и еще несколько таких же преступлений. Отец у Пети умер, в семье он был старший, мать работала дворником. Это была усталая добрая женщина, которая, когда ее вызывали в очередной раз в школу, говорила одну и ту же фразу:

— Ну что с ним делать, с таким паразитом? — И на глазах ее выступали слезы.

Чтобы разобрать историю с разбитым стеклом, Петю снова вызвали к директору.

Мальчик стоял перед ним, хмуро глядя на пол и с тоской ожидая очередной «выволочки». И директор тоже думал об этой беседе с тоской, потому что и он устал разбирать неприятные происшествия, которые непрестанно случались с этим трудным подростком.

В дверь постучали, и в кабинет директора вошел Витя, один из лучших учеников.

Витя был редактором школьной газеты, считался первым математиком в классе. Когда были школьные соревнования по настольному теннису в Ленинграде, туда тоже посылали Витю. Его всегда ставили в пример, как дисциплинированного ученика. Короче говоря, Витя считался гордостью школы. И когда он сейчас пришел без вызова к директору, тот немного удивился.

— Зайди позже, Витя, — сказал директор. — Ты видишь, я занят.

Но Витя продолжал стоять.

— Я только на минуту, — сказал он. — Понимаете, я пришел сказать, что стекло разбил я.

— Ты? — переспросил директор с удивлением.

— Я.

— Почему же ты не сказал об этом сразу?

— У меня не хватило мужества, — бодро произнес Витя. — Но потом я понял свою ошибку и решил сознаться.

— Значит, ты не разбивал стекла? — Директор повернулся к Пете, уныло ковыряющему край стола. — Ты сказал неправду?

— Да, я сказал неправду.