Евгений Добровольский - Испытательный пробег

— Он что, дебилом был?

— Нет, но…

— Я не любитель торжественных речей. И особенно аналогии мне не нравятся.

Нервный выдался денек! Ничего не скажешь. Работа не прекращалась. Пришла телеграмма из Дании. Там заказывали прессовое оборудование, и не все получалось, как хотели. Надо было готовить ответ, а тут привезли кирпич, и много оказалось битого. Груженые подводы стояли у ворот. Принимать отказались. Послали за поставщиком, пусть сам своими глазами посмотрит. «Не брать ни под каким видом», — приказал. Утром звонила Лиза. «Митя, ты только не волнуйся». И обещала приехать. Глазами он искал ее среди гостей и не находил. Его волновали результаты переговоров с английской фирмой «Де-Джерси» на поставку оборудования. Представитель фирмы стоял рядом со Степаном Павловичем, оба в равной степени толстые, оба в смокингах.

За казенный счет Рябушинские совсем не прочь были тряхнуть мошной. За океаном покупали зуборезные станки «Глиссон», которых в Старом Свете еще не знали. АМО должен был стать первым европейским автомобильным заводом по уровню своей станочной оснащенности. И корпуса строили с небывалыми новшествами, предусматривали стеклянные фонари на крышах, непересекаемые внутризаводские пути, целую систему подземных коммуникаций. Ни на «Бромлее», ни на «Гужоне» такого и в помине еще не было. Их называли американцами.

Строганов в новой инженерной фуражке, в строгом костюме по случаю праздника, слонялся среди знатных гостей, руки в карманы, бормотал под нос: «Один американец та-та, тара-та-та…» Пробрался к нему. «Митя, там тебя дама спрашивает. С цветами».

— Лиза, зачем цветы? С какой стати, я ж не актер… В самом деле…

— У тебя такой праздник! Ты такой счастливый, Митя. — Лбом коснулась его плеча. Ресницы. Запах духов. Так вот все сразу! Зачем, господи! Зачем? Ему половины хватило бы. Четверти даже. — Я смотрю на тебя, ты такой счастливый…

Наверное, он и в самом деле выглядел счастливым в тот день. Ведь что такое счастье? Это то, что было, или то, что будет? А то, что есть, — это что? Это — жизнь. Так он думал тогда. Его мечта сбывалась! Он свой завод строил. Но уже через полгода стало ясно, что не совсем то получится.

В русские порты, в таможни шли грузы для АМО. Шли дальним кружным путем через нейтральные страны в Архангельск, во Владивосток, в Колу. Железные дороги были забиты первоочередными военными грузами, не хватало вагонов, не хватало паровозов. Станки, за которые платили золотом, прибывали в Симоновскую слободу с опозданием, а зачастую терялись в пути. Где, что, на какой станции, поди разберись! Стройка, так бурно начавшаяся, вдруг споткнулась, перешла совсем в иной ритм. Четко налаженный механизм проворачивал свои шестерни вхолостую.

— Полета не вижу, — говорил Степан Павлович. Он только что вернулся со стройки, галоши в грязи. — Я не понимаю, почему все глохнет. Мы платим вдвое больше, чем кто бы то ни было. И у нас не хватает ни рабочих рук, ни материалов.

— Еще есть время. Пока последовательность этапов не нарушается.

— Я о другом, Дмитрий Дмитриевич. Можете поверить мне, что такой апатии я еще не видел. Всем на все наплевать!

— Война.

— Оставьте. Война войной. Наши союзники работают по десять часов, приближая победу. А русский работник производит гораздо меньше, чем француз или англичанин. Мы должны работать по двенадцать часов! Но попробуйте заикнуться об этом. «Война до победного конца!»

— Я бы не рискнул. Народ не хочет сражаться за интересы, выдвинутые сложными мотивами международной политики. Это для него непонятно. Это ему чуждое. Нужны идеи более близкие, доступные пониманию каждого солдата. Зачем ему победа? Что ему принесет «победный конец»?

— Мне говорили, в молодости кто-то был социаль-демократом, марксистом, — ладонью прикрывая глаза, вздохнул Сергей Павлович. — Мы не придали этому значения. В свое время.

— Социаль-демократ… Это общественное учение. Я о том, Сергей Павлович, о том только, что нельзя требовать жертву просто так. Задаром. Человек должен знать, ради чего все. И выбирать.

— А трудности военного времени?! А рост цен на кирпич, на цемент, на железо!

— Хлеб тоже подорожал.

— Распустили народ! Все подорожало! Попробуйте, однако, заикнуться правительству, что его одиннадцать миллионов не стоят теперь и половины. До каких времен дожили…

На бумаге и в мечтах все выглядело гладко. А наяву выходило все не так. В России шестнадцатого года можно было подобрать специалистов мирового класса, искушенных теоретиков, хитроумных изобретателей, металлистов таких, что лучше не бывает, а дело уже не клеилось.

…Февральскую революцию встретили как праздник. Как избавление. Летели в затоптанный снег царские портреты. Гремела «Марсельеза». Городовых били. Жандармов били. Сбивали с полицейских участков двуглавых орлов. И с орденов их спиливали, и с радиаторов «руссо-балтиков», чтоб ничто не напоминало о прошлом! «Долой царя! Свобода! Да здравствует Временное правительство!»

Кончалась зима, в морозном воздухе пахло весной, солнце сияло в сосульках, и на бульварах на припеке таял снег. Студенты ходили с красными бантами на груди, офицеры — с красными бантами. «От-речем-ся-от-ста-ра-ва-ми-и-ра…» — пел Сергей Павлович, шагая на демонстрацию в засаленном кожушке. (У шофера, у своего, что ли, одолжил?) И все погрязло в пустозвонстве, в безответственности, в говорильне. Слова, слова… И ничего, кроме слов!

Англичане задерживали выплату по займу. Военное министерство торопило с окончанием строительства. Генерал Кривошеин обиженно поджимал тонкие губы: «Дмитрий Дмитриевич, вы директор, и я вправе спросить вас со всей строгостью…» С ним первый раз и сорвался. «А идите вы, господин генерал, к чертовой матери! Вы что, не видите, что творится!» Тут еще Семен Семенович добавил вдруг: «Вам сорок тысяч платят. Немалые деньги…» Выгнал его. Вон пошел, гнида!

Летом «Русские ведомости», солидная газета, сообщили: «Машины для оборудования завода АМО уже прибыли в Россию». А 30 сентября немецкая субмарина потопила пароход «Тургай» с этими будто уже прибывшими машинами. Через месяц та же участь постигла другой пароход — «Барон Дризен».

Наступила осень, грязь и распутица. Не хватало ни кирпича, ни цемента. Теперь и битый и любой брали почем зря! Генерал-майора Кривошеина срочно ввели в правление. Купили с потрохами. Генерал должен был оповестить военное министерство, что работы ведутся в блестящем порядке. Прочно, красиво, чрезвычайно быстро, однако в срок завод пущен быть не может. Требуются отсрочка в полгода и новые кредиты, потому что в кузнице, прессовой, рессорной, отжигательной и литейной еще идет внутренняя отделка, кроме того, слишком много средств пошло на строительство домов для рабочих. Чур, чур, в те 11 миллионов эти траты не входили! Генерал все от него зависящее выполнил. И никому в голову не пришло проверить почему.