Римма Коваленко - Жена и дети майора милиции

— Я предоставляю слово Анюте, — сказала Килька, — пусть не виляет, а честно скажет, на кого она нас променяла в прошлом августе, почему не явилась. И у Галы, и у всех тоже потребуем объяснения, так что готовьтесь…

На Кильку зашикали. Никто ее не уполномочивал устраивать допрос. К тому же Анюта какая-никакая, а все-таки учительница, нельзя так: «пусть не виляет». А также нельзя высказываться о присутствующих в третьем лице. Анюта не обратила внимания на Киль-кину грубость. Бокал с яблочным соком тоже подрагивал в ее руке, но Анюта не носила, браслетов, и бокал не привлекал к себе внимания. Дочь Анюты адвокатша Гала страдальчески уставилась на мать. Она с малых лет переживала дружбу матери со своими ученицами, ревновала ее, а также страдала, потому что другие учителя так себя не вели. А мать ее ничего не понимала, таскалась с ней, маленькой, на дни рождения к своим ученицам, ездила с ними в лес и даже ходила в парк на танцы. А на последней елке старшеклассников спела романс, в котором была такая строчка: «Нет, врозь мы не помрем». Эта строчка сначала насмешила всех, а потом коварным образом повернула мысли десятиклассников в сторону отца Галы. Был ведь, был этот негодяй, этот обольститель, клялся в любви, а потом бросил, сбежал именно в тот момент, когда она призналась ему, что будет ребенок. Конечно, хотелось, чтобы Анюта открыла им свою тайну, но они не настаивали, все-таки она была и осталась их учительницей, а они ее учениками.

И вот она стоит через столько лет после своей погоревшей любви, спокойная и простенькая, как современная английская королева; побывала в парикмахерской, и взбитая ажурная прическа отливает серебром и синькой, и глаза каким-то образом приобрели такой же лучистый выразительный цвет. Так что большой вопрос, кто из них Мисс встречи-85, старенькая Анюта или Светка Дорогомилова-Квас со своей розовой косметической попкой. Вот только высказывается Анюта как учительница-географичка, тут уж никакие годы, никакие революции ее не изменят.

— Мы опять все вместе, — говорила Анюта, — это большая радость. В определенном возрасте начинаешь по-особому понимать, как это хорошо и правильно — пронести дружбу через всю жизнь…

И прохожий бы сразу догадался, что она учительница географии. Мало ей взломать открытую дверь, чтобы сообщить: дружба — это хорошо, так сейчас еще начнет сообщать телевизионные и газетные новости.

— Как вам всем известно, — продолжала Анюта, — в нашем кругу никогда не было не только горьких, но даже самых обыкновенных пьяниц. С этим нам повезло.

— Но ведь женская школа, Анюта, — вклинился кто-то, и Анюта тут же его просветила:

— Женский алкоголизм пострашней мужского.

— У женщин все страшней, — тут же отозвалась, как на условный сигнал, Марлей, — валите, валите все на женщин, они закалены, они все вынесут. — Марлей готова была вскочить на своего любимого конька «мужчины — женщины», но Анюта ее придержала.

— Так вот, в нашем кругу никогда не было пьяниц, — сказала Анюта и поглядела на Марлей учительским, обещающим неприятность взглядом, — а в определенном возрасте все мы вообще стали завзятыми трезвенниками. И все-таки была бы какая-то неполноценность в наших сегодняшних бокалах с соком, если бы не Указ о всенародном походе против пьянства.

— Так надо выпить за это совпадение! — крикнул Барклай. — Пора утолить жажду! Я тоже хочу высказаться, у меня тоже есть кое-какие жизненные наблюдения.

Но Анюта еще не закончила свою речь, и Барклаю пришлось умолкнуть.

— Вот тут Килька бросила мне упрек, что я не была на прошлой встрече, — сказала Анюта. — Могу, если это кого-нибудь интересует, ответить, почему я не была.

— Не будем оправдываться, — крикнул Герман, — просто у Кильки хорошая память. Память, закаленная школьной зубрежкой!

Но, как на всяком наспех подготовленном собрании, тут же обнаружилось противоположное мнение:

— Пусть Анюта ответит на вопрос, где была в прошлом августе, не затыкайте ей рот! Герман, ты вечно узурпируешь власть.

— Какую власть?! — возмутился Герман. — Просто никто из вас, гражданочки, не служил в армии, понятие дисциплины не зацепило вашу жизнь.

— Пусть он убавит звук. Марлей, Гала, вы там рядом с ним, уймите его.

— Он два месяца после университета был на военных сборах, с тех пор считает себя военной косточкой, поборником воинской дисциплины, — язвительно высказалась его жена Марлей.

Анюта, как и ранее, в школьные годы, переждала, когда они сами умолкнут, и продолжила свою речь.

— Я не была, потому что меня не было в городе, — сказала она. — Он умер в прошлом году в августе.

— Кто? — ляпнул кто-то, не дав себе труда догадаться.

— Он умер, и я поехала на похороны в город Минск. Мне прислали телеграмму. Гала поехала со мной.

Может быть, Анюта забыла, что они совсем не в курсе «его», ведь она им никогда не рассказывала об отце Галы. А может, она придумала сама себе когда-то такое условие: расскажу о н е м, когда е г о уже не будет на свете. Может быть, она боялась: класс был довольно смирный, но мог под предводительством той же Кильки осложнить е м у жизнь. Особенно в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году, когда Анюта потеряла две тысячи четыреста рублей, все профсоюзные учительские взносы за летние месяцы. Для полного счастья уже большая тогда Гала заболела скарлатиной. И Анюта рухнула. В прямом смысле. Соседка пришла в школу и заявила, что учительница Анна Сергеевна не может подняться, отнялись ноги. Вот тогда в учительской вспомнили их класс: «Это был такой класс, второго похожего уже никогда не будет! Загадка, конечно, что из всех учителей они выбрали ничем не примечательную Анну Сергеевну. Дочку ей, можно сказать, вынянчили и вообще, куда сами, туда и ее с ребенком тянули». Разыскивать легендарный класс не пришлось. Наденька Смирнова сама в тот день забежала к Анюте и увидела, в какой та беде. Тогда они развернулись: врачи, лекарства, письмо в газету…

— Анюта, он был в вашей жизни тайной, — сказала Дорогомилова-Квас, — и нам эта тайна неизвестна.

— Да, он был моей тайной, — подтвердила Анюта.

— Мама, оставь этот сюжет в покое, мы ведь договорились, — заныла Гала.

Класс привык к такому ее нытью. Гала с детства вила из матери веревки.

— Но я должна объяснить… — просительно глядя на дочь, сказала Анюта.

Гала отрезала:

— Никому ты ничего не должна.

Вынянчили змееныша. Таким была заморышем, а уже и тогда мордовала мать, а на класс жаловалась, доносила. Кильку однажды укусила за руку. Укусила — слабо сказано, прокусила руку до кости. В восьмой класс перешло тогда это сокровище. Анюта по бесплатной путевке укатила на теплоходе по Волге, а Галу оставила на Кильку с Германом. От Германа тогда только-только ушла Лиля, а то, что Килька когда-то была его женой, Герман в расчет не брал, у них никогда не прерывалась образцово-показательная дружба.