Михаил Колосов - Платонов тупик

— А что?

— Как «что»? Как «что»? — ужаснулась мать. — А твои планы? Твоя учеба? Все побоку? Из-за Лизки?! Боже мой!.. — зарыдала она.

И тут, будто бес подсказал ей, заявилась сама Натаха Пузырева — Лизкина мать. Веселая, разбитная, еще с порога бодро прокричала:

— Привет, подружка! — Поняв по настроению хозяев, что попала не вовремя, не смутилась. — Объяснялись, что ли?

Нагнув голову, Юрка тут же вышел из комнаты.

— Ты чего расстраиваешься? Все будет о’кей, как теперь они говорят. Лизка девка здоровая, умная. Ну? А потом: свою судьбу, я тебе скажу, ни обойдешь, ни объедешь. Кому что на роду написано, тому и бывать.

— Значит, Юрина судьба твоя Лизавета?

— А что? Да чем же она — не пара ему? Слава богу, есть на что посмотреть! И деловая. Вон уже самостоятельно скоро будет работать. В универмаге! Ты бы посмотрела, как к ней разные люди с какой ласковостью обращаются: «Девушка, девушка, скажите, пожалуйста, когда будет такой-то товар?» О! Да она там любого может себе подцепить. С положением! А твой? Ну что в нем? Он же еще никто и ничего.

— Так вот и цепляли бы там, зачем же вы мальчика заарканили?

— «Заарканили»! Ой, держите меня! Ты вот умная, грамотная, а дура: ведь сердцу не прикажешь. Любовь у них! Разве не видишь? А раз любовь, то все, никакими силами ее не сломать. Да и зачем ломать? — примирительно сказала Натаха. — И нам чего ссориться? Как-никак без пяти минут родственники. А может, и уже…

Юркина мать взглянула на нее удивленно.

— Ну чего, чего ты мечешь на меня такие молнии, Шурка? Рази это я все придумала? Давай, давай не будем ссориться. Все обойдется, свыкнется, слюбится, притрется — и дай бог им счастья! Наше дело помочь им выйти в люди. Юрке главным образом. Он учиться собирается? Пусть! Поможем! Только на кого он учиться собирается?

— На писателя, — сказала Шурка нехотя.

— Это что такое? Где он будет работать? В какой конторе?

— Нигде…

— Как так? А зарплату ему кто будет платить?

— Редакция.

— Наша, что ли?

Шурка не ответила, и тогда Натаха подвела итог:

— Ладно, дело ваше, вам виднее: вы народ грамотный. Был бы человек хороший, не пил, не гулял, а то прокормим! А? Я еще сама дебелая… Ты, правда, занедужила… Но ничего, не горюй! Пусть учится. Еще заживем! Вот Лизка пойдет на самостоятельную работу — любой дефицит будет наш! Нам еще завидовать станут, в ножки придут кланяться.

На том и завершился сговор, как называли раньше предварительное сватовство.

Наконец пришел Юрке вызов на экзамены. На вокзале Лиза измочила всю Юркину грудь слезами, а он утешал ее:

— Да не плачь ты… Может, еще и не сдам, так я тут же и вернусь…

— Нет, сдавай, Юра… Сдавай… Ни пуха ни пера тебе…

— К черту, к черту.

И Юрка уехал.

И — сдал.

И — не вернулся.

Москва Юрку оглушила, ошарашила. Сначала теснотой, давкой, куда-то спешащей неиссякаемой толпой. Не дадут ни осмотреться, ни оглянуться, ни надпись прочитать. «Куда они все несутся?» — недоумевал Юрка. Потом она ошеломила его своим величием и старинной красотой. Это когда он побывал на Красной площади. «И есть люди, которые постоянно живут возле такой красоты!» — поражался Юрка. Ему казалось, что сюда можно приезжать только на экскурсию или на учебу.

На территорию института ступал осторожно, будто на горячие угли, с опаской. Ведь сколько имен славных ходило по этому тротуару, по этим ступенькам! И он, Юрка Чижиков, идет по их следам! Боже мой, что-то ждет его впереди?..

У входа в институт увидел шумную стайку девчонок и ребят, они фотографировались на крылечке. Толкали друг дружку, смеялись, визжали, норовили встать так, чтобы в кадр над его головой полностью попала вывеска, на которой было вызолочено:

«Веселые… — позавидовал им Юрка. — Наверное, уже поступили…»

Чижиков скромно обошел их и поднялся по ступенькам на второй этаж. Нашел канцелярию, там ему дали экзаменационный листок, расписание экзаменов, направление в общежитие и отпустили.

От нечего делать побрел по коридорам, изучал таблички на дверях.

На одной площадке на широком подоконнике сидели две девицы с оголенными до предела ногами, манерно держали сигаретки и дымили, как паровики. Перед ними стоял парень с выпуклыми по-рачьи глазами. Расставив ноги и раскинув во всю ширь руки, словно собирался «сбацать» чечетку, он громко говорил:

— Ну, какой сейчас может быть фольклор? Какой?! Все это выдумка, сплошное фальсификаторство!

— Верно, Саша! Радио, газеты, телевидение — весь этот так называемый прогресс — убили в народе все самобытное, все нивелировали, — сказала одна из девиц и пустила из накрашенного ротика толстенный клуб дыма в потолок.

— Конечно! — воскликнул парень.

— Ты гений, Алка, — произнесла другая, стряхивая пепел парню на штаны.

— При чем тут «гений»? — небрежно повела плечом Алка. — Это же каждому ясно. Фольклор живет пока еще только среди зеков. Там — самобытность, там — язык, там — жизнь, там — образность. «Мурка» — вот вещь, по-моему, пока еще не превзойденная и недооцененная!

— Точно! — снова воскликнул парень. — Потому что там еще не получило, к счастью, широкое распространение все это так называемое достижение цивилизации!

— Ты — гений, Сашок! — сказала другая девица.

В этот момент открылась дверь из зала и оттуда вышел высокий блондин с осоловелыми глазами. Длинный узкий полосатый галстук свисал от шеи до самой ширинки и делал блондина еще более высоким. На правый глаз ему спадала длинная прядь волос, которую он откидывал назад рывком головы, словно паралитик. За ним толпой лезли через узкие двери поклонницы. Одна наиболее удачливая выскользнула первой, загородила блондину дорогу, что-то быстро заговорила, стараясь не столько быть услышанной, сколько обратить на себя внимание. Блондин слушал ее, а сам глядел куда-то поверх ее головы.

— Нет… Не думаю… — сказал он многозначительно и попытался пройти.

«Боже мой! Неужели это он? — У Юрки сперло дыхание от увиденного. — Неужели?! И я буду здесь учиться?..»

За спиной пучеглазый парень продекламировал экспромт:

Юрка растерянно оглянулся. Парень встретил Юркин взгляд ничуть не смутившись, сказал в упор:

— Ми-шу-ра!

Общежитие Юркино было далеко, почти на окраине города. Ехал он туда с несколькими пересадками — и на метро, и на троллейбусе. Нашел, вручил коменданту свой ордер на жительство, та сказала ему сухо:

— На третьем этаже, влево.

И Юрка пошел. У своей комнаты остановился: стучать или так входить? Все-таки постучал.