Александр Тарасов - Будни

Гришка обдумывал слова Онисима. Старик был прав: он работал все лето спустя рукава. Вся его жизнь была заполнена только ею — Мурышихой. Не было минуты, чтобы он не думал о ней. Она являлась ему во сне ласковая и волнующая. Потом он целые дни ходил ошалев, не узнавая людей, и бабы говорили, что у парня зашел ум за разум.

Иногда с ним беседовал Макар Иванович. Он рассказывал, как жили ребята раньше. Вот у него, например, в девятнадцать лет даже праздничной рубахи не было. А сейчас это под боком. Вот если бы Макару Ивановичу было столько лет, как Гришке, он вступил бы в комсомол да стал бы в деревне культурные дела развертывать. Уж он бы не закис!

И вот только теперь Гришка видит, что прошло лето, проходит осень, и не поймешь, что за это время было сделано, чем был занят.

Парня охватывает чувство стыда и раскаяния. Он хватает топор и бежит в лес.

Уже смеркается.

На тропе лежат густые прохладные тени. От реки пахнет черемухой.

— Куда? — кричит Онисим.

Гришка только машет рукой и скрывается в сосняке. Он бродит между стволами, посматривая на вершины, на кору дерева и время от времени делает на соснах зарубки. Щепу он подносит близко к лицу и рассматривает. Да, вот эта: бела и мелкослойна, вершина у нее зонтом, кора грубая.

Он начинает срубать дерево. Теперь Онисим догадывается, в чем дело, и не обращает на Гришку внимания.

Сосна падает во мраке, неизвестно куда. Страшный треск. Невидимые, летят сучья и ударяются о землю, как копыта.

Онисим приходит на помощь Гришке. Они отрубают по небольшому кряжу, несут к избушке и колют их на восемь частей. Потом распаривают над каменкой и дерут дранки. От дранок идет пар. Они теплы и гибки, линии жизни идут по ним серебряными струйками.

Онисим плетет корзины на полу избушки. Ему часто приходится вставать и зажигать лучину. У Гришки же на улице свету хватает от костра.

— Прогадал, дед Онисим, — улыбается Гришка.

— То-то брат, прогадал. Где мне за тобой угнаться. Вон у тебя как рука-то ходит!

Гришка действительно работает быстро и ловко. Он не повертывает заплетенную корзину, а носится вокруг нее вьюном. Он сжимает ее коленями, постукивает по дранкам большим ножом, вставляет зажимки. Дранки мелькают у него в руке, как молнии.

Лицо у Гришки довольное. Глаза полны блеска. Он что-то мурлыкает.

— То-то, — говорит Онисим, — взялся за дело. А то пристал ни к чему.

Гришка перестает петь. Руки его двигаются медленно.

«Ну, беда, — думает Онисим. — Опять не слава богу».

И косится за дверь.

— Ну, чего опять притих? Делай, делай. Эх ты! Смотри-ка, вон звезда валится.

Онисим разговаривает с Гришкой, как с маленьким, и смотрит на падающую звезду.

Гришка тоже смотрит в небо и думает: «Если долетит — в субботу увижу…»

Странное дело, звезда останавливается, не долетев до земли, и дрожит на месте. Гришка изумленно открывает рот. Удивлен и Онисим. Вдруг оба слышат отдаленный гул.

Онисим тихонько посмеивается.

— Вот оно что…

Самолет то уходит, то возвращается снова, задевая созвездие Большой Медведицы.

Собаки, повизгивая, смотрят в небо.

— Нет-нет, собачка, — говорит Онисим Найде, — эту птицу нам с тобой не достать.

— Сейчас он кружит над Чарондскими лесами, — говорит Гришка. — Там больше всего лесных пожаров. Ночью их хорошо видно.

Оба молчат, не сводя глаз с самолета. Рядом застыли собаки.

За лощиной слышится глухой стук: хлопнула дверь. «Услышал», — хмурит брови Онисим и уходит в избушку.

Весь остаток вечера они работают молча.

Шмотяков пришел на рассвете. Он умылся на озере и стал готовить завтрак.

Онисим помог ему развести костер.

— Спал?

— Нет, всю ночь работал.

Онисим посмотрел одобрительно.

— Видали вчера твоего соседа, — заговорил Шмотяков, посматривая на Онисима. (У Онисима нахмурены брови). — Сердитый старик. О тебе и слышать не хочет.

Шмотяков, как бы опасаясь Онисима, быстро зашагал с котелком к озеру.

Когда он вернулся, Онисим у своей избы молчаливо и озлобленно затаптывал костер.

Гришка пошел проводить Шмотякова до Авдеевой сыри. Отсюда он думал подняться в верха Нименьги, в глухариные места.

Они опять остановились у старой вырубки. Гришка потоптался на месте, подумал и решил на глухарей идти завтра. Снова ходил Гришка со Шмотяковым весь день, рассказывал о местах, о людях, показывал заливы, в которых, по его мнению, должна быть ондатра. Так было и на следующий день. Они шагали по тропе и вполголоса беседовали о местах в верховье Нименьги. По мнению Шмотякова, там всего больше было ондатры, потому что к самой реке, судя по карте, подходит болото. Впереди послышались женские голоса. Среди них голос Александры. Гришка затрепетал.

— Я скроюсь, — тихонько сказал он.

Шмотяков удержал его за руку.

Гришка шел, вытянувшись, постоянно одергивая рубашку, и смотрел в сторону.

Женщины подошли. Они были по-летнему цветисто одеты, каждая в руке держала корзину.

— Ой, матушки, какая встреча! — крикнула Устинья. — Их двое, нас четверо, что тут делать?

Женщины смеялись.

Александра шла впереди, размахивая новой корзиной. Она была без платка, в легкой розовой кофте. На пальце у нее сияло серебряное кольцо, в ушах были тонкие серебряные сережки с голубыми камешками. Она задорно и весело осмотрела встречных и в тон Устинье сказала:

— Вы как хотите, а я Гришеньку никому не отдам.

— На что он тебе? У тебя есть полесовнин сын Гаврюша…

— Гаврюша ее забыл совсем, — вмешался Шмотяков, подходя к ним.

— Да как не забыть, — ответила Устинья. — Ведь он теперь в Нименьге-то начальство. Там почище найдет.

Александра на это ничего не ответила. Она отошла поодаль к брусничной кочке, поставила корзину на тропу и встала на колени.

Ее подруги присели отдохнуть и заговорили о том, куда пойти завтра. Гришка тоже сел около них, привалился спиной к дереву и стал бросать в сторону шишки. Он слышал обрывки разговора Александры со Шмотяковым.

— …Портретик милого муж порвал. Так-то жаль мне этот портретик.

— Так он у тебя сердитый?

— Ой, характерный! Бывало, начнет ругаться — за что? — неизвестно. Словно меня кто поднял с малым…

— Не слушай ты ее! — крикнула Шмотякову Устинья. — Она у нас подзадорить любит. Живет с мужем, как надо.

Шмотяков, несколько обиженный, не нашелся что ответить.

— Ты раньше-то в колхозах бывал? — неожиданно, с затаенным смехом спросила у него Александра. — Знаешь ли хоть, как картошку сажают?

«Заигрывает с ним», — подумал Гришка и злобно Усмехнулся.

Он сделал вид, что рассматривает серого дятла, встал на четвереньки, вытянул шею и со страхом подумал:

«Теперь он от нее не отступит…»

Гришка поднялся только тогда, когда женщины ушли: голоса их слышались уже в отдалении.