Вильям Козлов - Услышать тебя

— Ты хоть понимаешь, как ты мне сейчас необходима?

Глаза ее немного расширились и снова сузились. Две миндалевидные амбразуры, заполненные холодной синью. Он так и не понял, улыбнулась ока про себя или, наоборот, нахмурилась.

— Весь ты в этом, Сережа, — вздохнула она. — Опять я тебе необходима… Может быть, я ему еще больше необходима, чем тебе? А он — мне.

— Ну его к черту! — сказал Сергей.

— Это, конечно, проще.

— Я, может быть, из-за тебя и развелся…

— Ты все равно бы развелся. Сейчас или позже.

— А ты, Ленка, жестокая!

— Не я, Сережа… Жизнь.

— Не хитри, ты не умеешь, — сказал он. — Ты уже все решила.

— Думай, как хочешь.

У него на душе было так скверно, что хотелось кричать. Пока был Владислав, Сергей еще держался, не подавал виду, как он подавлен и убит. Не хотелось этого показывать и перед Леной. Он знал, что потом, когда останется один, будет по-настоящему плохо. И одному ему сейчас не хотелось оставаться. Не верилось, что вот в этой комнате, где провел столько счастливых часов, он сидит в последний раз и, возможно, больше никогда ке увидит эту женщину с редкостными глазами…

Он схватил бутылку и выплеснул в чашку из-под кофе остатки. Не глядя на Лену, выпил. Лена молча смотрела на него, и в глазах ее боль и сострадание. Она видела, как Сергей похудел, загорел и обветрился. Что-то новое и отнюдь не доброе появилось в его глазах.

— Ты еще любишь свою жену, и она к тебе вернется, иначе бы… — Лена взяла сумочку и достала сложенный пополам конверт. Брезгливо пододвинула к Сергею. — Я получила эту анонимку от секретаря нашей партийной организации. Перед командировкой в Новосибирск. Только, ради бога, не подумай, что это повлияло на мое решение уехать…

Буквы расплывались перед глазами, но Сергей сразу же узнал характерный почерк своего тестя, Земельского. Он обстоятельно писал о том, как гражданка (почему гражданка? Ах, он ведь сидел в тюрьме!) Звездочкина Елена разрушила молодую советскую семью и оставила сына без отца… Читать эту гнусную бумагу было противно, и Сергей, скомкав пять исписанных мелким почерком листков, швырнул их на пол.

— Он мне и на том свете будет пакостить… — пробормотал он. Длинные волосатые руки венеролога опять дотянулись до него. — И ты поверила всей этой мерзости? — спросил он.

— Никто у нас не поверил ни единому слову.

Сергей поднялся из-за стола, прошелся по комнате. Ковер был свернут в трубку и лежал у стены. Сергей почувствовал, что пьян. И самое отвратительное, хотелось еще выпить. Поглядев в окно, подумал, что еще успеет в ресторан. А если уже закрыли, то бутылку-то на вынос дадут?.. И тут он увидел внизу под тополем Владислава. Ученый прислонился спиной к черному стволу и курил. Лицо у него было хмурое, плечи приподняты, будто ему холодно. Сергей вспрыгнул на подоконник, распахнул форточку и на всю улицу крикнул:

— Профессор, иди к нам! У тебя, наверное, найдется еще одна бутылка коньяка?

Владислав оторвался от ствола, взглянул на него снизу вверх и, помахав рукой, направился к парадной.

Сергей подошел к Лене, прижал к себе и стал целовать куда попало: в щеки, шею, волосы… Она не оттолкнула его и, распахнув свои глазищи, с болью смотрела на него… Будто туман, заволакивали слезы эти два синих глубоких озера. Она, наверное, не оттолкнула бы его, даже если бы в комнату вошел Владислав, но он не вошел, а нажал на кнопку звонка.

— Прощай, Ленка! — резко оттолкнул ее от себя Сергей. Даже более резко, чем следовало бы.

— Мне почему-то страшно, Сережа! — прошептала она, ничуть не обидевшись.

— А мне чертовски весело! — стал паясничать он. — Включи эту заграничную коробку. Почему она молчит? Давай этого, как его… Фрэнка Синатру, Русланову, Утесова!.. Хочешь, я спою? На пару с твоим академиком?..

А потом он вел себя совсем безобразно. Требовал коньяку, которого, к счастью, не оказалось, стал чересчур многословным и грубым, несколько раз придирался к Владиславу, и тот с удивительным терпением уговаривал его отправиться домой или переночевать здесь. Когда Сергей наконец собрался уходить, Владислав проводил его до автобусной остановки, но в автобус не пустил. Поймал проезжавшее мимо такси и доставил до дома, где передал совсем опьяневшего Сергея с рук на руки матери, Сергей обнял его и похлопал по спине.

— А ты, профессор, счастливчик! Такую женщину я больше никогда не встречу… — отчетливо и ясно проговорил он. И по щекам его потекли слезы.

— Он не буянил? — спросила мать, близоруко щурясь на Владислава. — Давно я таким его не видела…

— Нет-нет, все в порядке, — сказал Владислав и пошел к машине, которая дожидалась у тротуара.

Сергей прислонился к двери и невидяще смотрел прямо перед собой. Расширившиеся глаза неестественно блестели.

— А где твой пиджак? — спросила мать. — Неужто потерял?

— Мать, сегодня я все потерял, — глухо обронил Сергей.

Расстегивая на ходу рубашку и спотыкаясь на ровном месте, он побрел к озеру. Дружок на почтительном расстоянии сопровождал его. «Казанка» лежала на боку, одним бортом зарывшись в песок. Ржавая цепь скрутилась змеиными кольцами. Это волны в бурю выбросили лодку на берег. К днищу пристали засохшие водоросли. Под ногой хрустнула раковина, но Сергей даже не взглянул на нее. Голова гудела, в висках стучало, во рту пересохло. Да и видел он все будто в тумане. Пуговица на рукаве не расстегивалась, и он рванул ее так, что она с мясом отлетела. Охая и постанывая, стащил с себя брюки и швырнул на песок. Дружок подошел и обнюхал. На хозяина он посматривал настороженно. Впрочем, Сергей и не замечал его. Опустившись на колени, стал пригоршнями пить воду из озера. Сверкающие капли стекали по черной отросшей щетине. Напившись, поплескал себе на лицо и, подождав, когда вода успокоится, долго смотрел на свое отражение. Скривившись, плюнул на него и кулаком взбаламутил воду.

— Ну и морда… — пробормотал он.

Потом долго плавал, окунаясь с головой в воду. В воде звон прекращался, но стоило вынырнуть, как снова начинало гудеть. Дружок не полез в озеро, хотя обычно купался с хозяином. С берега он смотрел на него, и в собачьих глазах была печаль.

Сергей заплыл далеко и перевернулся на спину. Над ним небесная ультрамариновая синь, под ним несколько десятков метров глубины. Между небом и водой… И кругом тишина, лишь с берега доносился чуть слышный шум сосен да стук дятла. Сергей почти перестал шевелить руками и ногами, и теплая вода все плотнее обволакивала тело… Медленно опустились ноги, вода уже захлестывает уши. Он совсем перестал шевелиться и почувствовал, как глубина стала манить, засасывать… Не закрывая глаз, он медленно погружался. Уже не небо над ним, а зеленоватая движущаяся муть. Она живая, упругая и, чем глубже он погружается, тем неподатливее. В глазах замельтешили разноцветные пятна, гулко застучало сердце, заломило в ушах. Здесь, на глубине, вода уже не такая ласковая и теплая. И чем глубже, тем холоднее. Тело само изгибается, стремясь рвануться вверх, потому что в легких уже нет воздуха, а в голове бухают тяжелые молотки, но он усилием воли подавляет это инстинктивное движение и продолжает погружаться. Неба уже не видно, да и он не лежит на спине, а идет на дно ногами вниз. Сгущается зеленая тьма, в глазах уже не мельтешит, а розовато вспыхивает…