Борис Василевский - Окна

Но вот еще очень интересные для меня строки. Среди общих принципов охраны природы заповедника выделены «специфические для острова Врангеля» и, между прочим, записано: «Местному населению (чукчам и эскимосам) разрешить добычу ластоногих (под контролем охраны заповедника) для удовлетворения традиционных хозяйственных нужд». Как говорится, черным по белому… Сказано даже сколько зверя, в расчете на несколько оставшихся на острове семей, можно добывать: моржа — до десяти, кольчатой нерпы — до пятнадцати, лахтака — до трех. Тогда — что за нелепая ситуация с Ульвелькотом?! Я специально заложил это место и, возвращая сей официальный документ Сазонову, естественно, указал на него, подумав при этом, что если в действиях зама по науке в отношении меня все-таки был какой-то умысел, то он совершил ошибку, не показав мне острова. Поглядел бы я на жизнь разной твари, умилился бы, как водится, вспомнил бы какие-нибудь подходящие строчки, вроде: «Птичка божия не знает ни заботы, ни труда…» — и с тем бы отбыл. А теперь вместо этого, стараясь возместить недостаток информации, я влезаю в организационные дела заповедника… Но впрочем, как он мог показать нам остров, когда он сам его еще не видел?! — запоздало догадался я… Ну, воспользовался бы случаем, поглядел бы вместе с нами…

— Так как же все-таки с Ульвелькотом? — спросил я.

— Понимаете… — начал зам. по науке, — …если разрешить им охотиться, в поселке возникнет нездоровый ажиотаж. Шкуры нерпы… и прочее…

Тут я сразу вспомнил отличную шкуру нерпы в его доме, и меня так и подмывало заметить, что его собственное чувство «нездорового ажиотажа», видимо, уже удовлетворено. Но я сдержался и только сказал:

— Здесь все ясно написано: «под контролем охраны заповедника»! Значит, шкуры можно учитывать…

Сазонов промолчал.

— И с поляркой… — продолжал я. — Из протоколов ваших совещаний видно, что вы собираетесь отстреливать на острове песца, чтобы защитить гусей. Почему же, в таком случае, не разрешить охоту полярникам? Вы будете стрелять летом, когда песец ни на что не годится, и к тому же беспокоит гнездовье. А полярники будут ловить себе зимой, по снегу. Они и растительности тундры вреда не причинят, и государству польза!.. В «Положении о полярной станции» даже записано, что начальник должен организовать охоту — чтобы рациональнее использовать свободное время, чтобы люди выходили из домов на воздух, чтобы снималось психологическое воздействие полярной ночи…

— Ни о какой охоте в заповеднике речи быть не может, — жестко сказал Сазонов.

— Ну, хорошо: пусть даже и так. Но почему таким тоном? Сходите к ним, объясните вашу, позицию, прочитайте лекцию, или несколько — об охране природы, об экологической системе острова. Они будут только рады свежему человеку. Вы жалуетесь, помогать не хотят, — так подружитесь с ними! Никто никогда полярку отсюда не уберет, вам вместе жить и жить. И кстати, все полярные станций находятся в ведении Госкомитета СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды, — так что вы еще и коллеги.

— Да, конечно, лекцию можно организовать, — согласился Александр Александрович.

— И наконец, я все думаю: каковы ваши-то личные планы? Вот вы ученый, а занимаетесь помойками, прочими хозяйственными мелочами… Всех этих дел не переделаешь, они всегда будут… Не чувствуете ли вы, как уходит ваше собственное время?

Тут в голосе Сазонова снова появилась твердость.

— Да, я ученый, — сказал он, — и легче всего мне было бы заявить директору: я — зам. по науке, и привет, моя хата с краю… Но я как человек… я как советский человек не могу не сознавать свою ответственность…

Эх, какой мог бы получиться сюжет: молодой ученый, кандидат наук, энтузиаст, бросает институт в Москве, добровольно едет на Север, в глушь, сталкивается здесь с «невозможными условиями» для научной работы, и вместо того, чтобы опустить руки, предаться унынию… и т. д. Но я уже видел, в каких условиях занимаются наукой магаданцы, представляю и как живут орнитологи в балке возле гнездовья — по полгода!.. А Ушаков, первый начальник острова, — тот вообще прибыл на пустое, неизведанное место, но уже на следующий день совершил полет над островом, а по первому снегу объехал его вокруг на собаках. И именно он, не имея «зама по науке» и сам не обладая специальными знаниями, именно он пятьдесят с лишним лет назад положил начало научному исследованию острова. А проблемы в первую зиму перед ним встали такие: например, как спасти от голодной смерти доверившихся ему эскимосов… Но напоминать все это моему собеседнику, мне кажется, бесполезно: он, видимо, твердо уверен в том, что до него здесь настоящей жизни и настоящего порядка не было и что с его приездом все только и началось… «Ничего, — говорю я себе, — этот человек на Севере всего два месяца и еще не разобрался ни в себе на новом месте, ни в обстановке. Не адаптировался… Отсюда и его настороженность, и недоверчивость, и обособленность… А со временем он — или переменится, или… не приживется…» Случалось видеть таких людей…

…В ожидании вертолета брожу теперь по окрестностям поселка, которые сразу, по приезде на остров, не успел посмотреть. Примерно в километре, на плоском выступе мыса Пролетарский — флаг, поднятый в 1924 году экспедицией Б. В. Давыдова. Говорят, что после его похода Академия наук СССР собралась ходатайствовать, чтобы остров Врангеля переименовать в его честь, но Борис Владимирович не согласился, исходя из неписаного кодекса путешественников и ученых — не менять старых названий на картах…

Высокая деревянная мачта на тонких металлических растяжках — от врангелевских бурь, — со звездою наверху и железное полотнище флага с эмблемой Серпа и Молота… У подножья мачты маленькая бетонная пирамидка с надписью; что здесь, в 1974 году, в связи с пятидесятилетием подъема флага, жителями поселка заложено письмо, которое надлежит вскрыть через следующие пятьдесят лет, в 2024-м… Неподалеку от флага — могила в оградке. «Непартийному большевику, погибшему от руки убийц в зимовку 1934–35 г. в борьбе за советские принципы освоения Арктики д-ру Н. Л. Вульфсону от Главсевморпути и Политуправления». Были на острове и тяжелые времена… Сейчас и флаг, и могила включены в список памятников истории и культуры Магаданской области. Собираются рядом с флагом воздвигнуть и другой, более величественный монумент…

Меня интересует, что написано в письме, и я захожу к мэру острова — Петру Александровичу Акуленкову, который, как я уже упоминал, живет здесь и состоит в этой должности семнадцать лет. То есть вся последняя треть истории острова Врангеля с момента его заселения прошла на его глазах… Кое-что Петр Александрович уже поведал мне о себе: на Севере с 51-го года, приехал молодой, двадцати лет, работал в Ванкареме, в тундре, заведующим Красной яранги. Чукчи не знали русского языка, а он чукотского, составил себе самодельный разговорник, учил и сам учился… А вообще-то скуп Петр Александрович на слова, отвечает, значительно помедлив, и это никак не свяжешь с врожденной его замкнутостью, молчаливостью, рассеянностью, погруженностью в себя и т. д. Напротив, взгляд его постоянно обращен вовне, на жизнь окружающую, ближайшую, и красноречиво свидетельствует о том, что все-то Петр Александрович видит, замечает, знает… И сейчас, когда я спрашиваю, о чем говорится в письме, он долго и загадочно улыбается и наконец говорит: