Франц Таурин - На Лене-реке

— Постараюсь не сломать.

— Не всегда это зависит от старания, — возразила Людмила. — К тому же отличаться еще опаснее. Будем сидеть здесь двадцать лет. Тоже не весело.

Через несколько дней Перова вызвали к Самоходову. Андрей переоделся и, не заходя в контору, пошел в управление.

Самоходов сухо поздоровался с Перовым. Внимательно, не спеша оглядев Андрея, он спросил:

— Что же не принимаешь дела?

— Приказа жду, — просто ответил Андрей.

— А! — протянул Самоходов. — Значит, приказ мой все же нужен?

— Да, конечно, — ответил Перов, как бы не замечая насмешки.

Самоходов позвонил. Вошел управделами.

— Подготовьте приказ. Кравцова освободить, товарища Перова назначить.

— Формулировку освобождения Кравцова какую указать?

— Вот как тут изложено, — и, как показалось Андрею, поморщившись, Самоходов протянул управделами выписку из решения бюро горкома.

В дверях кабинета управделами встретился с Еремеевым.

— Приветствую, — обратился Еремеев к Самоходову, увидел Андрея и воскликнул весело и громко:

— А! Новый кожевенный король! Ну как? Начинаешь хозяйствовать?

— Начинаю, — уклончиво ответил Андрей.

— Зачем пожаловал, Василий Егорович? — почтительно спросил Самоходов.

— Праздник на носу. Считай, два месяца осталось. Пошел посмотреть, как его встречать собираются. И понимаешь, Спиридон Матвеевич, какая история, зайдешь в иной двор: вывеска большая, а порядка совсем мало. Ох, придется мне всех вас, больших начальников, к себе собирать да рассказывать, зачем в хозяйстве нужна метла да лопата. И к тебе приду, — повернулся он к Андрею, — с тебя особый спрос будет. Тебе задание. К Первому мая отставание перекрыть — план четырех месяцев выполнить. А? Как, начальник, выполнит он?

Спиридон Матвеевич пожал плечами.

— Надо выполнить.

— То-то, надо! Ты, наверно, больше всех удивишься, если выполнит. Отвыкли вы за последние два года, чтобы кожзавод у вас план выполнял, — и опять к Андрею отрывисто:

— А ты их удиви, удиви! — и уже с улыбкой: — Ты постарайся, чтобы в праздник стопочку за твой успех выпить.

И Андрей почувствовал, что Еремеев искренне волнуется за него, Андрея, за успех его работы, от души желает ему успеха и надеется на него.

— Ты что сегодня такой колючий? — с усмешкой спросила Людмила.

Андрей скользнул взглядом по ее пижаме зеленовато-голубого цвета и ничего не ответил.

— На кого прогневалось ваше директорское высочество?

— Дела заводские, — неохотно вымолвил Андрей.

— А поподробнее если? Можно ведь мне поинтересоваться и заводскими делами?

Нотка обиды прозвучала в голосе Людмилы. Людмила села на подлокотник и, наклонившись к Андрею, пригладила его спутанные светлые волосы.

— На кого же? Не секрет?

— Был неприятный разговор с Петуховым, начальником обувного цеха.

— Почему же ты позволяешь своим подчиненным говорить тебе неприятности? — Людмила с легкой гримаской пожала плечами.

— Не в этом дело. Лично мне он ничего неприятного не сказал. Но меня возмутило его отношение к делу.

— К какому делу? — уже с любопытством спросила Людмила.

— Мы говорили об организации соревнования.

— А…

По тону восклицания Андрей снова почувствовал, что тема ее не интересует, но возбуждение, вызванное разговором с Петуховым, не прошло, и Андрей продолжал:

— Он, конечно, не посмел прямо высказать, но видно было, что всю работу по организации соревнования он считает пустой и никому не нужной формальностью.

— Что же он сказал?

— Он сказал примерно так: «К чему все это? Мы с вами производственники и понимаем: работа сдельная, и каждый себе не враг. Больше выработает — больше получит. Проще простого и яснее ясного. К чему усложнять?»

— Прости меня, — подняла брови Людмила, — но знаешь, по-моему, он совершенно прав.

Андрей отодвинулся от Людмилы.

— Одного я убеждал безуспешно целый час, не имею желания повторяться, — сказал он с раздражением.

— Ты совершенно разучился разговаривать спокойно. Можно было бы оставлять свой начальственный тон в директорском кабинете, — вспыхнула Людмила.

— Я не могу спокойно слушать, когда так пренебрежительно говорят об этом. Соревнование — лучшее, что отличает наших людей, то новое, что вошло в быт нашего народа. Рассуждать, как Петухов, или сочувствовать таким рассуждениям — значит не уважать наших людей, не ценить их самоотверженный труд.

— Ах, как я не люблю, когда пускаются в рассуждения о таких высоких материях! — поморщилась Людмила.

— Вот-вот! — почти закричал Андрей, вскакивая с дивана. — Петухов тоже упомянул о высоких материях. Поразительное единомыслие!..

Андрей хотел еще что-то сказать, но Людмила резко повернулась и вышла из комнаты.

Дверь директорского кабинета открылась, и послышался степенный голос:

— Разрешите, товарищ директор?

Андрей не привык еще отзываться на это обращение. Только после нескольких секунд молчания он осознал — это обращаются к нему.

— Да, пожалуйста!

Вошел плановик завода, полный, рыхлый мужчина средних лет. Вспухшие веки и красноватые белки глаз придавали его большому красному лицу вид обожженного.

— Андрей Николаевич, из управления строгая бумага. Ругают за провал первой декады.

— Уже ругают, — вырвалось у Перова, — а может быть, это грозная бумага еще Кравцову, а не мне?

— Нет, Андрей Николаевич, вам, вот именно вам. И за подписью Сергея Сергеевича Кравцова. Я потому и зашел.

Перов взял бумагу и быстро пробежал ее.

Это было директивное письмо, составленное по принципу «всем, всем».

В письме предлагалось «путем мобилизации рабочих, ИТР и служащих безоговорочно наверстать упущенное во второй декаде». Дальше шло строгое предупреждение об ответственности в случае неисполнения указания управления. Директива была отпечатана слепым шрифтом на ротаторе.

В тексте письма были оставлены пробелы и от руки вписана цифра, показывающая процент выполнения первой декады — «92 процента», в заголовке наименование предприятия «Кожзавод» и адресат «товарищу Перову». Под письмом стояла подпись начальника технического отдела управления Кравцова.

— Как у вас, Прохор Никодимович, принято? На такие массовые письма отвечаете или нет? — спросил Перов с улыбкой.

— Зачем же, — также улыбаясь, ответил тот, — поставьте резолюцию: «Гл. инженеру к руководству», и я передам Александру Тихоновичу.

Перов уже строго посмотрел на плановика.

— К руководству, говорите, а чем же тут руководствоваться? Это же просто бюрократическая писанина. Оставьте ее у меня, я поговорю с ее автором.

Прохор Никодимович вышел. Перов еще раз перечитал бумагу.