Франц Таурин - На Лене-реке

«Старые глаза плохо видят», — посетовал Егор Иванович. Но напрасно: глаза у него были — дай бог всякому в таком возрасте, и не по слабости глаз не узнал он своей племянницы.

На верхней палубе впереди подруг стояла девушка, показавшаяся ему очень красивой, она звонко крикнула:

— Дядя Егор, здравствуй!

И тогда только признал ее Егор Иванович. Да и не мудрено. Одни глаза — большие, круглые, в длинных черных ресницах, под густыми почти сросшимися на переносье бровями не изменились у Саргыланы. Лицо округлилось и налилось румянцем, небольшие полные губы алели, как лепестки только что распустившегося шиповника; вместо тоненьких, торчащих, как хвостики, косичек две толстые косы легли на высокую девичью грудь.

«Учугей кыс, учугей» [2] Хорошая девушка, хорошая. , — вымолвил про себя Егор Иванович. Ему было очень приятно, что маленькая Саргылана стала такой красавицей.

— Моя племянница Саргылана, — с гордостью сказал он директору, — брата Семена дочь.

И с удовольствием заметил, что и Андрею Николаевичу Саргылана очень понравилась.

Изменился и характер у Саргыланы. В детстве она была молчаливой, застенчивой и робко-послушной, может быть потому, что выросла без матери, а мачеха, даже и добрая, — все же не родная мать.

Теперь же от робости и застенчивости не осталось и следа. Пока ехали от пристани до завода, Саргылана забросала вопросами директора, вечером Егору Ивановичу даже пришлось основательно поспорить с племянницей.

Егор Иванович, готовясь к ее приезду, сменил свою комнату в холостяцком общежитии, в котором прожил без малого пятнадцать лет, на уютную двухкомнатную квартиру в новом доме. А Саргылана наотрез отказалась отставать от подруг и заявила, что очень благодарна дяде за внимание и заботу, но поселится все же вместе с девчатами в общежитии. Спорили долго, наконец Егор Иванович обиделся не на шутку, и Саргылане пришлось уступить.

Вечером Егор Иванович знакомил вновь прибывших с городом и постарался показать его в наивыгоднейшем свете. Для этого пошел на маленькую хитрость. Не показывая девчатам слободы и окраинных улиц, он усадил их в автобус на конечной остановке, у самых заводских ворот, и повез в центр города. Расчет оказался правильным: главная улица, застроенная двух- и трехэтажными домами, гладко замощенная деревянной шашкой, освещенная двумя рядами электрических фонарей, произвела на девушек большое впечатление. Ни Саргылана, ни ее подруги в Приленске раньше не бывали, и Егор Иванович с довольной улыбкой слушал их изумленные, а временами и восторженные восклицания.

Саргылану больше всего поразила торцовая мостовая.

— Мне говорили, что в городе улицы из дерева, как полы в доме, а я не верила. Оказывается, правда. И сколько же деревьев пошло на одну эту улицу! Наверно, целый лес!

— Много лесу пошло, — подтвердил Егор Иванович. — Не одна тысяча деревьев.

А подружка Саргыланы Варя Отустанова, низенькая толстушка с прищуренными лукавыми глазами, была восхищена вереницей огоньков, протянувшихся далеко-далеко в конец улицы.

— У нас в колхозе тоже провели электричество, — сказала она, — свет у нас во всех домах и даже в скотных дворах на ферме. Но на улице только две лампочки: около правления колхоза и у наслежного Совета. Видно, здесь так много электричества, что и на улицы хватает.

— А в том красивом доме, наверное, какое-нибудь важное учреждение? — задумчиво произнесла Настя Аммосова и посмотрела на Егора Ивановича. Но вместо него ответила Саргылана.

— Ай, какая ты невнимательная! Это же школа. Видишь — вывеска.

— Школа! Такая большая и красивая. Как хорошо учиться в такой школе!

— А что помещается здесь? — Саргылана показала на длинное одноэтажное каменное здание со множеством широких, ярко освещенных окон.

— Это типография, здесь печатают газеты и книги.

— Печатают книги! Вот бы посмотреть! А ты, дядя, был там хоть раз?

— Был, — ответил Егор Иванович, добродушно усмехаясь.

— Вот бы посмотреть, — повторила Саргылана.

— Это можно. Надо попросить Татьяну Петровну. Она сделает.

— А кто это Татьяна Петровна? — спросили девушки.

— Татьяна Петровна — партийный секретарь на нашем заводе, — с уважением ответил Егор Иванович.

Беседа затянулась. Озабоченная секретарша уже дважды напоминала Андрею, что его ждут в управлении и что машина подана.

Опаздывать было нельзя. В управлении решался очень важный для завода вопрос. Но эту беседу Андрей считал еще более важной. Он понимал, что отвечает за судьбу этих пяти молодых девушек, слушавших его с таким напряженным вниманием.

Готовясь к сегодняшней беседе, он вспомнил слова Еремеева на заседании бюро обкома: «Техника у тебя, товарищ Перов, богатая. Передовая техника. Теперь главное — создать устойчивые кадры, кадры, которые будут творить чудеса. Мы обязываем комсомол направить на завод отряд молодежи. Твоя задача — воспитать их в заводском коллективе».

Эти якутские девушки из далекого колхоза — первые посланцы комсомола. Неплохое пополнение. Все комсомолки, четверо закончили семилетку, и только одна, маленькая смешливая Варя Отустанова, — пять классов. По всему видно: поехали с охотой…

Это, конечно, очень хорошо. Но все же каждую из них ожидает немало трудностей.

— Перед вами открывается прямой, светлый путь, — говорил Андрей. — Вы становитесь частицей великого коллектива, имя которому — советский рабочий класс. Звание советского рабочего — высокое звание.

В дверях кабинета опять показалась секретарша.

— Хотелось мне пройти с вами по цехам, но нужно ехать к начальству, — извинился Андрей. — Вам покажут завод Татьяна Петровна, Егор Иванович.

Он попрощался и вышел.

— Ну как, девушки, не запугал вас директор? — спросила Таня. — Не жалеете, что приехали на завод?

— А мы не пугливые, — бойко возразила Варя Отустанова.

— Мы сами просили, чтобы нас послали, — с достоинством сказала Саргылана.

— Вот и хорошо. Главное — не падайте духом в первые дни. Пройдемте!

— Надо вперед старый завод показать, — шепнул Егор Иванович Тане.

Таня повела девушек на территорию старого завода.

Старые корпуса осиротели. Большую часть оборудования перенесли в цехи нового завода. Оставшиеся кое-где старые изношенные станки только усиливали общее впечатление заброшенности.

Таня остановилась посредине цеха со странным, противоречивым чувством. Эти стены были немыми свидетелями напряженной трудовой жизни целого поколения людей. И ее, Таниной, жизни тоже. И вот люди покинули их, ушли…

Вот здесь, у этого широкого, теперь запыленного окна стояла машина… Это была ее машина… А до этого на ней работал Вася…