Сулейман Рагимов - Сачлы

— Мама, почему Рухсара всегда клянется папой?… Ребята тоже клянутся своими отцами, но ведь их отцы живы!.. Рухсара должна говорить: клянусь могилой отца… Это мне Намик объяснил. А она говорит: клянусь папой… Как будто наш папа жив… Может, он и вправду жив?… Только ты не сразу отвечай мне… Подумай сначала!.. Ну, может, папа жив?… Может, он ушел куда-нибудь, а ты думаешь — умер?

Мать печально смотрела на сына, шептала сквозь слезы:

— Твой отец говорил: мой Аслан будет вместо меня… возглавит нашу семью…

Малыш угрюмо отвечал:

— Нет! Мне нужен папа!..

… Аслан не допускал даже мысли, что кто-нибудь из домашних посмеет вынести из дома туфли отца. А тут — продать!

— Я не хочу!.. — закричал он. — Пусть не продает!.. Пусть принесет их домой!.. Пусть лучше продаст мои туфли! — Аслан сорвал с ног свои маленькие сандалии, швырнул их на землю.

Как раз в этот момент во двор вошла Ситара. Приблизилась к инжировому дереву, поставила рядом с корзинкой-зембилем, в которой были виноград и инжир, серую хозяйственную сумку матери. Аслан подбежал, начал рыться в сумке. Здесь были хлеб, масло, кислое молоко, зелень…

— А где туфли? Ситара молчала.

— Ты что наделала, дура?! — выкрикнул брат. — Сейчас же поди и забери их назад! Иди, тебе говорят! — Аслан кинулся, вмиг надел свои сандалии. — Пошли вместе!.. Ну. иди вперед!..

Ситара уныло отозвалась:

— Поздно!.. Туфли купил колхозник с хурджуном… Видно, из района… Сунул их в свой хурджун и ушел… Где его найдешь теперь?…

Аслан снова сбросил с ног сандалии и с ревом повалился на землю.

… Рухсара шла в магазин за хлебом и встретила на улице почтальона, невысокого старичка с большой сумкой на боку. Приостановилась, тот — тоже.

— Кажется, есть тебе, доченька, — сказал почтальон и порылся в сумке. Рухсара Алиева?

— Совершенно верно, отец.

— Дочь Халила?

— Да.

— Вот, из Баку…

Старик протянул ей письмо и пошел своей дорогой.

Рухсара узнала почерк Ситары, вскрыла конверт. Сестра подробнейшим образом описывала, как к ним приходили Тамара и Ризван, как Тамара забрала чемодан Ризвана, как они под ручку направились вниз по улице.

Рухсара, забыв, зачем она вышла, вернулась домой. В комнате Нанагыз увидела письмо в ее руке, заволновалась:

— От девочек?!.. Рухсара уныло кивнула:

— От Ситары.

— Что пишут?… Как они там? Может, что-нибудь случилось?

— Живы-здоровы.

— Как Асланчик — детка мой?! Сон я нехороший видела, будто Гулам увез его за город, к морю… Аслан поплыл и попал в водоворот…

— Ты всегда видишь одно и то же, мама, — тихо сказала девушка и понурилась. — Ничего с Асланом не случилось…

— А схем случилось?… Что пишет Ситара? Рухсара кинула письмо на стол.

— Про зятя твоего пишет!.. — невесело пошутила она. — Про сына твоего Рижан-бека!

— Что с ним?

— Да ничего… Гуляет с Тамарой-ханум по Баку…

— Ну и пусть себе гуляет на здоровье! А нам ехать пора! Деточки мои там нас ждут!.. Давай сегодня же соберемся и уедем! Прошу тебя, доченька! Дома нам будет хорошо!.. — Из глаз Нанагыз брызнули слезы. — Уедем!.. Ради аллаха!.. Уедем!

— Нет, мама, не проси! Уехать отсюда сейчас — значит бежать! Я этого не сделаю, не могу!

— Я ведь предупреждала тебя, говорила тебе, что за птица эта твоя подружка Тамара!.. Ну и пусть, пусть!.. Не тужи, доченька, у тебя все еще впереди!..

Не в силах сдержать себя, Рухсара упала лицом в подушку и залилась слезами.

Мать стояла над ней, прижимая к глазам край черного головного платка, губы ее шептали:

— Господи, не оставь своей милостью дочь мою! Господи, сжалься над ней!.. Помоги ты нам, о аллах!

Телефонный звонок, раздавшийся около десяти часов вечера в кабинете начальника райотдела ГПУ Алеши Гиясэддинова, прервал шахматную партию. Гиясэддинов играл с Хосровом. Балахан, находившийся тут же, наблюдал за их игрой и ждал своей очереди.

Обычно они играли «на высадку»: побежденный уступал свое место у доски третьему, ожидающему. Все трое играли примерно одинаково.

Увлечение шахматами пришло в отдел сравнительно недавно — вместе с новым сотрудником, младшим оперуполномоченным Хосровом, переведенным на работу в органы ГПУ из милиции. Хосров же занедужил страстью к шахматам во время своей службы в армии на дальневосточной границе.

Как правило, шахматы появлялись на столе Гиясэддинова поздно вечером. Они были отдыхом чекистов, были для них разрядкой после напряженной дневной работы.

Гиясэддинов поднял телефонную трубку. Звонил с телефонной станции Тель-Аскер.

— Извините за беспокойство, товарищ Гиясэддинов… Я не потревожил вас, не помешал? — начал он издалека.

— В чем дело, Аскер? — спросил нетерпеливо Гиясэддинов. — И не тяни, если не хочешь, чтобы Хосров заимел на тебя зуб!.. Ты помешал ему своим звонком поставить мне мат… Мы играем в шахматы… Понял?

— Понял, товарищ Гиясэддинов, — отозвался Тель-Аскер. — Извините, что помешал. Но тут такое дело… Срочное. Мне только что позвонили из деревни Чанахчи, звонил парторг колхоза — Рустам-киши… Просил соединить с товарищем Демировым, а дежурный в райкоме сказал мне, что секретарь в клубе на собрании учителей… Собственно говоря, парторгу нужен не Демиров, а доктор… У него жена не может разродиться вторые сутки… Говорит, умирает… Я хотел соединить его с нашей больницей, но больничный телефон не отвечает… Рустам-киши прямо-таки плакал по телефону… Умрет, говорит, моя бедная жена… У меня на руках, говорит, трое сирот останутся — мал мала меньше… Найди, говорит, Аскер, товарища Демирова, скажи: если не пришлют срочно врача — жена скончается, женщина сил лишилась, даже уже кричать не может, только стонет… Я спрашиваю этого Рустама-киши: а где ты был раньше, почему вчера не позвонил, если говоришь, что женщина вторые сутки мучается, не может никак разродиться?.. А он отвечает мне: у нас, говорит, в деревне живет лучшая бабка во всей округе — Марьям-гары, за ней присылают даже из соседнего района… На нее, говорит, понадеялся… Я его, товарищ Гиясэддинов, конечно, пристыдил: как, говорю, тебе, Рустам-киши, не стыдно?.. Ведь ты, говорю, парторг, глава деревенских коммунистов, а рождение своего потомства доверяешь безграмотной повитухе… Где, говорю, у тебя сознательность?.. А он мне в ответ: что же, говорит, мне делать, если и меня, парторга и коммуниста, в свое время принимала у моей матери эта же самая Марьям-гары?.. И ничего, говорит, вот, живу… Я, говорит, ей верю, хоть она и темная женщина… У нее, говорит, рука легкая, все дети у нее живыми рождаются… Но в данном случае, говорит, бабка помочь бессильна… Говорит, месяц тому назад жена упала, поэтому Марьям-гары ничего не может сделать… Словом, товарищ Гиясэддинов, Рустам-киши просил меня передать товарищу Демирову его просьбу — помочь как-нибудь… Ну, я решил вам позвонить, раз товарища Демиро-ва нет на месте… Ведь вы у нас — один из главных, так сказать- наш аксакал… Посоветуйте, как быть?.. После небольшой паузы Гиясэддинов сказал: