Сулейман Рагимов - Сачлы

— Ты правильно сделал, Аскер, что позвонил мне… Молодчина! Ведь речь идет о двух человеческих жизнях. Сейчас будем думать и принимать срочные меры. Спасибо тебе, Аскер, за оперативность… — Умолкнув на мгновение, добавил: — И за человечность тоже спасибо… Пока, Аскер.

Он положил трубку. Обернулся к Хосрову и Балахану:

— Ну, советчики, говорите, что делать? Жена парторга из Чанахчи при смерти, вторые сутки не может разродиться… Очевидно, трудный случай. Надо принимать какие-то меры!

— Нужен врач, — сказал Балахан.

— Кого можно послать в Чанахчи? — спросил Гиясэддинов.

— Есть два человека, которые могут помочь женщине, — ответил Балахан, доктор Везирзаде и наша фельдшерица Рухсара Алиева…

Вмешался Хосров:

— Но доктор Везирзаде далеко отсюда, он — в Дашкесанлы.

Гиясэддинов удрученно покачал головой:

— Доктор Везирзаде отпадает… Как ему сообщить?.. В Дашкесанлы пока еще не проведена телефонная линия… Да и Дашкесанлы находится в другом конце района… Значит, в Чанахчи должна отправиться Рухсара Алиева. Немедленно, прямо сейчас! Дадим ей лошадь и провожатого. — Гиясэддинов внимательно посмотрел на озабоченного Балахана, перевел взгляд на юное лицо Хосрова. Может, с девушкой поедет кто-нибудь из вас? — Не дождавшись ответа, сказал твердо: — Да, да, с Рухсарой отправится один из вас! Так мне будет спокойнее… Итак, решайте: кто поедет с девушкой?..

Хосров поднялся со стула, высокий, стройный, оправил гимнастерку, тихо попросил:

— Товарищ начальник, разрешите я поеду с Рухсарой-баджи. Дорогу до Чанахчи я хорошо знаю.

Гиясэддинов некоторое время пристально смотрел в открытое лицо молодого человека, кивнул:

— Хорошо, Хосров, ты поедешь. Решено! — Вдруг запнулся. — Поедешь… Ты-то поедешь… У тебя — твой Сакил… А она?.. Ведь Рухсара горожанка… Небось ни разу не сидела в седле. Я в этом уверен! — Обернулся к Балахану, спросил: Как дорога до Чанахчи? Сколько туда километров?

— Около тридцати, — ответил Балахан. — Дорога только вначале — километров десять, почти до деревни Умудлу, дальше дороги нет — тропа. Неплохая, хоженая, но тропа. Машины в Чанахчи не ходят.

Гиясэддинов поморщил лоб:

— Ясно. Значит, Рухсаре придется идти пешком. — Он бросил взгляд на Хосрова. — Ты поедешь верхом, Хосров. По крайней мере, будешь везти чемоданчик фельдшерицы с медикаментами и прочим. А там, в дороге, будет видно: может, девушка сядет в седло. Да и мало ли что может случиться… Словом, Сакила своего возьмешь. — Помолчал, добавил: — И карабин тоже.

— Слушаюсь! — сказал Хосров.

— Лошадь где, дома?

— Нет, здесь, во дворе, под седлом.

Чувствовалось, Гиясэддинов хотел еще что-то сказать Хосрову, предупредить, чтобы был осторожен в дороге: как-никак — ночь, кругом горы, а в горах… Но он промолчал, посчитав свои наставления и напутствия излишними. Он смотрел в глаза Хосрова, Хосров — в его глаза. Они и без слов отлично понимали друг друга.

— Девушка, наверное, уже спит, — заметил Балахан, бросив мельком взгляд на стенные часы. — Одиннадцатый час.

— Это было бы к лучшему, — сказал раздумчиво Гиясэддянов. — Тридцать километров пешком, на своих двоих, потребуют от нее напряжения всех ее сил. А ведь Рухсара, я повторяю, горожанка. Сон, хоть и короткий, перед дорогой пошел бы ей на пользу. — Он протянул Хосрову руку: — Счастливого пути и удачи! Береги девушку! Помни, ты отвечаешь за нее головой. Иди, буди Рухсару! Потом зайдешь сюда за оружием. — Он скосил глаза на шахматную доску, улыбнулся: — Мат ты мне поставишь в следующий раз.

Приказал Балахану:

— Помоги ему быстренько собраться, достань патроны, карабин!

Хосров был уже в дверях.

Селение Ахмедли, где родился Хосров, находилось на самом краю Карабахского нагорья, вблизи границы с Арменией.

Деревенские старики рассказывали… Лет сто пятьдесят тому назад из Иранского Азербайджана, из города Тавриза, приехал в эти места переселенец по имени Молла Ахмед, служивший некоторое время моллой в одной из мечетей Тазриза, человек средних лет, которого трезвый природный ум и пристрастие к чтению не только религиозных книг заставили в конце концов разочароваться в догматах ислама. Продолжая верить в аллаха (но в своего — действительно мудрого, доброго, справедливого, не запятнанного деяниями тех, кто из-за корысти выдает себя за его слуг на земле), он решил порвать со своей профессией священнослужителя, считая ее шарлатанской, что и сделал, но тем навлек на себя гнев высшей духовной верхушки Тавриза, городских молл и знати.

Однажды ночью толпа религиозных фанатиков, предводимая городским кази, подожгла его дом. Молла Ахмед едва спасся от огня пожара и града камней разъяренных мусульман. К счастью, он успел захватить свои сбережения — золотые монеты, зашитые в кушаке.

У него были друзья, которые укрыли его. Они посоветовали ему поскорее покинуть город, снабдили его всем необходимым для дороги, дали ему хорошую лошадь.

И Молла Ахмед уехал в Джульфу. Но и здесь, в относительной дали от Тавриза, он не мог избавиться от неприятных последствий своего смелого шага. Проклятие высших исламских духовников преследовало его и здесь. Молла Ахмед был вынужден покинуть и Джульфу.

Он пересек Араке и начал скитаться в чужих краях, перебираясь из города в город, из деревни в деревню. За умеренную плату или просто за еду он писал для неграмотных крестьян письма, прошения и жалобы.

Молла Ахмед не переставал думать о том, чтобы где-нибудь осесть, обзавестись своим домом и хозяйством.

Странствования привели его в Карабах.

В один из майских дней, около полудня, следуя верхом на своем коне по дороге из высокогорной большой деревни Минкенд к селению Карыкышлак, он в поисках родника взял немного вправо от русла реки Минкенд-чай и, следуя берегом вдоль прозрачного ручья, вскоре очутился в залитой солнцем живописной долине с ореховыми рощицами, с полянами, похожими от обилия цветов на пестрые курдские ковры.

«Хороший хозяин, живи он здесь, непременно развел бы пчел, — подумал Молла Ахмед. — Я бы обязательно поставил здесь пасеку и ежегодно собирал бы по нескольку пудов целебного горного меда…»

Долина имела протяженность не более километра. Ее довольно крутые склоны были покрыты смешанным лесом, где Молла Ахмед заметил и дубы, и грабы, и ореховые деревья, и грушу, и яблони, и ольху, и можжевельник.

«Вот отличное топливо для очага! — отметил про себя практичный и рассудительный Молла Ахмед, все мысли которого вот уже много месяцев вертелись вокруг собственного жилья. — Если бы здесь было селение, его жителям хватило бы дров на сотни лет… А ребятишки каждую осень лакомились бы орехами, плодами диких груш и яблонь!..»