Сулейман Рагимов - Сачлы

В эту минуту без стука в кабинет ввалился Сарваров с тяжелым мешком за спиною. Шумно отдуваясь, он спросил:

— Куда ж сложить эту ношу?

— Да вот хоть сюда! — Субханвердизаде показал в угол комнаты. — Как, удалось захватить всю документацию?

— Пока еще неизвестно, но мы старались, старались…

— Ну-ка, давай сюда ведомости на зарплату.

— За какой год? Я изъял ведомости за тридцатый, за тридцать первый, за половину нынешнего, тридцать второго. — И, развязав мешок, ревизор вынул несколько папок.

Председатель начал перелистывать страницу за страницей.

— А этот глухарь — весьма дельный счетовод, аккуратно ведет делопроизводство, — признал он, проглядывая вереницы цифр, нанесенных бисерным почерком Валиахада. — Он что же, правая рука доктора Баладжаева?

— Да кто их знает! — Сарваров не собирался сразу открывать карты. Бывает, что и в тихом омуте черти водятся.

Субханвердизаде кивнул то ли в знак согласия, то ли отпуская ревизора и углубился в ведомости.

Минуту спустя Сарваров на цыпочках удалился…

Не оборачиваясь на телефонные звонки, рявкая на лезущих в кабинет посетителей, Гашем с полчаса сосредоточенно работал, выписывал себе в блокнот какие-то заинтересовавшие его цифры.

Вдруг перед его столом вырос седоусый, с коричневыми от загара щеками почтальон.

— Тебе чего? — свел брови Субханвердизаде и уже указал повелительным жестом на дверь, но старик сунул ему под нос извещение и молча вышел.

«Ввиду отказа адресатов получить означенные деньги перевод возвращается по месту отправления».

Гашем дважды прочел эти строки и на мгновение запутался, уже не разбирал, где он находится — под землей или на земле… Оказалось, что испытанные не раз приемчики не помогли, что вышла осечка, что наладить сердечные отношения с первым секретарем райкома и начальником ГПУ не удалось. Пожалуй, он вызвал в них подозрение, ему явно не доверяли! Захлопнув с треском папку, Гашем задумался. «Огонь тушат водой… Солнце расплавляет лед. Стекло режут алмазом… А врага заставляет умолкнуть навсегда лишь сырая могила! Да, да, рано или поздно, а мы столкнемся лицом к лицу…»

И он крепко сжал руку в кулак, будто ухватился за рукоять кинжала.

Помещение сберкассы, выходившее окнами на застекленный балкон, было в этот день до предела набито посетителями. Гремели костяшки счетов, надрывно звенел телефон: один сдавал Деньги, вслух пересчитывая замусоленные бумажки, другой проверял облигации и прятал в карман полученный выигрыш, третий заглянул сюда из любопытства, но тоже толкался, громко разговаривал. Словом, «ухо не слышало того, что произносили соб-^твенные уста».

— Пошли аллах всего хорошего советской власти, — радовались выигравшие по очередному займу. — Стоимость облигации да еще выигрыш, вот и получилась уйма денег!..

— Клянусь твоей жизнью, тот злодей, сын злодея, который только что стоял рядом, выиграл ровно три тысячи! — негодовал какой-то завистник. — Смотри, он пулей вылетел отсюда!

— Да, этот счастливчик ловко разделался с нуждою!

— А мне вот совсем не везет, — жаловался кто-то заунывным тоном, — прихожу сюда, прихожу, выкладываю на стол все облигации, и ни на одну не выпало даже копейки! А девушка-кассир еще успокаивает: «Значит, твой номер удостоится в следующем тираже». Вот до сих пор и удостаиваюсь.

— Знаешь, я покупал все займы без исключения, когда просил сельсовет, сказал крестьянин в красных джорабах на кривых ногах. Голова его была повязана платком, из-под папахи рожками торчали углы. — Вчера жена стала разбирать сундук, вытащила ворох облигаций и пристала: проверь да проверь в городе… Я отнекивался, но разве с женщиной сговоришься? Проснулся сегодня с петухами и пустился в путь… Так волновался, что все время держал руку у сердца… Пришел, проверил — бац, пятьсот рубликов чистого выигрыша!

За широким столом у окна сидел Худакерем Мешинов. Время от времени он сердито кричал:

— Эй, послушайте, не галдите на все учреждение! Здесь же государственная сберкасса, а не базар, где вы приторговываетесь к телушке и болтаете, что придет на ум!

На минуту посетители утихали, а затем опять начинали переговариваться, сперва вполголоса, затем все громче и громче, и наконец комната наполнялась протяжным гулом, словно мельница — грохотом жернова.

Видя такое неуважение к вверенному ему учреждению, Худакерем еще пуще распалялся:

— Эй-эгей, послушайте, да вы откуда пришли?

— Из деревни! — ответил скрытый толпою какой-то смельчак. — Небось когда выпускаете займы, то умасливаете народ, а как дело дошло до расчета, не разрешаете радоваться!

— Радуйся всласть! — Худакерем обиделся. — Ведь и я радуюсь твоему выигрышу!.. Только, ради бога, не галдите!

У кассы, не обращая внимания на Мешинова, мужчина в остроконечной папахе настойчиво уговаривал кассиршу — девушку с кокетливо взбитыми кудряшками:

— Я — Аллахгулиев, Маммедгули Аллахгулиев, хорошенько же посмотри список, вот мои облигации, красавица!

Когда доктора Баладжаева вызвали к чудодейственно выздоровевшему председателю, тот наивно решил, что речь пойдет о каких-либо незначительных служебных делах, и не очень торопился. Однако при входе в кабинет он был встречен таким грозным взглядом Гашема, что сразу же перетрусил.

— Садись!.. Бери счеты, — приказал Субханвердизаде. — Прикинь восемьсот… И еще девятьсот пятьдесят… Так-та-а-ак! — заглядывая то в ведомость, то в собственную записную книжку, мерно диктовал Гашем ничего не понимавшему доктору. — Накинь еще шестьсот сорок восемь!.. И еще семьсот восемьдесят четыре…

Костяшки с треском перекатывались по проволоке, а Субханвердизаде все еще перечислял цифры, и казалось, что так будет продолжаться бесконечно.

— Сколько получилось? — наконец спросил он.

— Три тысячи сто восемьдесят два рубля.

— Правильно! Считать ты умеешь, — похвалил Субханвердизаде, и нельзя было понять, издевается он или говорит серьезно… — Теперь объясни, расхититель государственной казны, как это ты ухитрился схапать за месяц три тысячи сто восемьдесят два рубля?

Доктор заглянул в усыпанную красными птичками ведомость, и в глазах, его зарябило. Он снял очки, протер их платком, снова взгромоздил на переносицу. Увидев собственноручные расписки, Баладжаев пожал плечами:

— Да, подпись всюду моя. Но я не понимаю, чего ты хочешь, Гашем-гага?

— Нет, не гага, а товарищ председатель, — наставительно поправил его Субханвердизаде. — И вот объясни товарищу председателю исполкома, как надо понимать эту зловонную путаницу?

Теперь настала очередь молчать растерянному Баладжаеву.

— Ты доктор? Так?