Александр Старостин - Второй круг

Техсостав вспоминал здоровую жизнь в счастливом экологическом единстве с природой и тихие сельские радости от сбора грибов, земляники и малины. Чикаев со дня на день ждал грозы.

В ресторанном разговоре с Термоядерным Чикаев, прикидываясь непринужденным и улыбчивым, держал ухо востро. И из непринужденного, в теплой дружественной обстановке разговора узнал о сборе дикоросов. Сведений этих он по вполне понятным причинам не мог выудить даже от мойщиц, главных поставщиков информации. Он пришел в бешенство.

Кстати, каждая мойщица могла бы в любое время года попотчевать гостя грибами, а также малиновым и земляничным вареньем. Вообще лес у аэродрома мог бы прокормить и когда-то подкармливал все близлежащие деревни. А теперь там, где еще недавно шумела непроходимая чаща, сверкал стеклом и алюминием аэровокзал. Вернемся, однако, к дикоросам.

Будущий историк аэродрома вряд ли сможет иметь подспорье своему семейному бюджету за счет даров леса и потому вряд ли поймет причины недовольства техсостава участка. Чикаеву, кстати, недавно было предъявлено обвинение в засорении рек, и он выложил из своего кармана штраф — двадцать рублей, но впоследствии удалось спихнуть всю вину на самих же обвинителей: дренажные сооружения оказались в плохом состоянии, фильтры забиты, и все нефтепродукты выбивало через колодцы на траву. А ведь три года назад в реке ловили еще рыбку на удочку.

Автор отдельных замечаний к рассказу о некоторых событиях аэродрома недавно по приглашению техника Мухина и его жены мойщицы Анны Петровны был в их доме. Автор осмотрел отхожее место во дворе, где вода поступала в списанный бачок маслосистемы Ил-18 насосом типа БНК (бензиновый насос коловратного типа) с приводом от ГСР-3000 (генератор с мотора АШ-82). Выключатели вокруг также были авиационные с фосфоресцирующими головками. Ковровые дорожки в комнатах и в прихожей также были самолетные, списанные. Стоит ли говорить о часах, рюмках, стаканах, подносах, плафонах на потолке. Да, а еще в уборной горело табло «Не курить! Застегнуть ремни!» (по-русски и по-английски), установленное для юмора. Говорить же о том, что инструмент умельца Мухина, этого левши, чехол на машину, все оборудование гаража, вплоть до маленького тельфера, также не было куплено в автомагазинах, мы не будем. А какие Анна Петровна солит грибы, мы также говорить не будем, чтобы не травить душу будущего историка аэродрома.

Как уже сказано, Чикаев, узнав о сборе дикоросов, пришел в ярость. Термоядерный же с грустью констатировал:

— Мерзавцы так саботируют, что и не придерешься. Ведь на матскладе то одного нет, то другого. А они теперь освоили систему демагогии в совершенстве, все слова помнят наизусть, и этот «саботаж» выглядит как забота о развитии производства. Сейчас многие научились сверкать глазами, и бить себя кулаками в грудь, и брать ни к чему не обязывающие обязательства. Я бы на время вообще запретил произносить всякие громкие слова. А если хочешь произнести, то заслужи это право. Заслужи делом, а потом сверкай глазами на здоровье и бей себя в грудь.

— Я их разнесу, — пообещал Чикаев.

— Надо вначале обрубить всем хвосты.

— Что это значит?

— Вы попробуете их разнести, а они, изображая борцов за развитие производства, представят вам встречный… то есть список недостающего инструмента и запчастей.

— Да, вначале надо обрубить хвосты. Вот этим ты в займешься. Перрон должен быть на высоте. Хоть на валюту покупай все необходимое.

— А ведь и в позиции «саботажников» есть известная логика. Хватит в самом деле самодеятельности и энтузиазма. Уровень техники позволяет теперь работать спокойно и четко, без истерики и «героизма».

Но через неделю участок, имевший все необходимое, устроил задержку. И Чикаева охватил страх. Он теперь не знал, за что и хвататься.

Он шел по перрону. Был вечер. Вокруг создавалось «безвоздушное» пространство: аэродромный люд при его появлении на всякий случай прятался или отдавался работе, изображая, будто сбивается с ног.

«Погляжу, как работает ночная смена, — думал он, — может, и в самом деле существуют непонятные мне причины неудач? Может, и я в самом деле самодур и прожектер?»

Он зашел в диспетчерскую, и его глаза потеплели. Он посмотрел на радиостанции, светящиеся табло, пульт управления и крутящиеся кресла.

«Лучше, чем в ФРГ, — подумал он, — по крайней мере, ни у кого нет таких оригинальных строений под диспетчерские. А инженеры когда-то вымаливали велосипеды».

Диспетчеры при его появлении воспылали служебным рвением. Он сел за стол и спросил план вылетов. Потом выписал на карточку бортовые номера самолетов, которые следует подготовить ночной смене под дневные вылеты, посмотрел по бортовым журналам дефекты, обнаруженные экипажем в полете, и записал фамилии ответственных за подготовку каждого самолета. И уехал в свой кабинет.

Впереди была ночь.

Он снял форменный пиджак с шевронами и повесил его на плечики, а сам лег на клеенчатый диван и накрылся форменным пальто. Только он закрыл глаза, и завертелись перед ним предсонные образы, особенно донимающие после напряженной работы: закрутились колеса тягачей, вытаскивающие выкатившийся с полосы самолет, замелькали куртки техников… Надо проснуться в половине двенадцатого.

Ровно в половине двенадцатого он проснулся, вытащил из-под пальто левую руку и глянул на часы. До двенадцати приходил в себя, пил кофе.

Машину он оставил за «рюмкой» и пешком направился к самолету, который должен был вылетать первым. Самолет окружала непроглядная тьма. У освещенной, празднично иллюминированной «рюмки» возникло шевеление, захлопала дверь, задвигались неясные в темноте фигуры. У самолета появились начальник смены Петушенко и два техника. Ответственным за этот самолет был Петушенко.

— Что сделано за три часа работы? — спросил Чикаев.

— У нас все в порядке, товарищ начальник. Самолет почти готов, — бодро ответил Петушенко, делая вид, что вопросами его отрывают от дела. И он чуть ли не лег на бетонку и стал глядеть на датчики противоюза. Это была комедия чистейшей воды. Во-первых, нечего глядеть на них инженеру-механику — для этого есть электрики, и, во-вторых, тут не было никакого дефекта в системе торможения. И ложиться на землю совсем необязательно, так как шланги и отбортовка и без того видны.

Петушенко все сопел и сопел, щупая шланг: надеялся, что Чикаев, видя его рвение, испарится. Но тот не испарялся.

— Ну так чем же вы сейчас занимаетесь? — спросил вкрадчиво Чикаев: он был зол — ему явно морочили голову.

— Да так. Анализ.

— Анализ чего?

— Так, датчики…

— Что датчики?

— А-а противоюза.

— Так что же с ними? Экипаж записал дефект в журнал?