Александр Старостин - Второй круг

Несмотря на свою подвижность, был он толст и потому казался много старше своих лет. На самом деле ему едва стукнуло тридцать три.

Он был человеком прямым и всегда резал так называемую правду-матку в глаза. Правильнее скажем, он слишком хорошо знал дела Базы и расклад сил и потому, говоря правду-матку, ничем особенно не рисковал и всегда прекрасно чувствовал, с кем и как надо говорить. Впрочем, он умел и темнить с «откровенным» и простодушным видом.

Чикаев доверял Термоядерному всецело. Тот умел молчать, где надо, и выкручиваться из самых сомнительных положений, и валить, что называется, с больной головы на здоровую. Нехорошо, конечно, покрывать свои недочеты грехами то автобазы, то отдела перевозок. Но, если есть возможность спихнуть свою вину на смежную службу, зачем же зевать? Однажды ухитрился свалить грех на «самого», который устроил ему разнос. Термоядерный смиренно выслушал все нападки, а потом показал фотокопию приказа пятилетней давности, подписанного «самим». И вышло так, что виноват подписавший.

— Садись, — сказал Чикаев. — Кто составлял техническую сторону приказа?

— Какого?

Термоядерный уставился на шефа, не понимая, неужели тот мог догадаться, в чем дело.

— На вынужденную.

— Я.

— Ловко.

Термоядерный с деланным смущением кашлянул в кулак.

— Сам разобрался?

— Главный инженер помог, Прыгунов, сам бы я не догадался.

— И ты знаешь, кто истинный виновник?

— Еще бы не знать! Скажу одно. Голова у вашего зама по инженерно-авиационной службе работает отлично. Мы же с ним и клапан поставили как надо. Под покровом ночи.

Термоядерный захохотал, думая, что шеф оцепит его скромность. Еще бы! Взять на себя всю грязь, переставить клапан, состряпать липовый приказ и промолчать, не требуя награды, — на это не всякий способен. Разумеется, он не собирался молчать до гробовой доски, а просто ждал удобного случая. И вот открытие: Чикаев сам догадался.

— И все свалил на Росанова, — сказал Чикаев.

— Так было надо. Нам нужен был «спаситель» для распятия. — Термоядерный развел руками и пояснил: — Для пользы дела.

Чикаев криво ухмыльнулся.

— Для пользы дела, — повторил он, — а ты подумал о моральной стороне?

— О моральной? — Термоядерный скривился, показывая, что не придает никакой цены отвлеченным понятиям.

— Да, моральной, — повторил Чикаев. — Поставил ты меня в очень неловкое положение. — Он поднялся и стал прохаживаться по кабинету. — Черт знает что! Как в каком-то глупом романе. Хорош же я буду со всеми своими рассуждениями о моральной личности в авиации. Моральные дефекты в нашем деле сразу дают себя знать.

Ведь если человек живет вразрез с тем, что он говорит, то он попросту шарлатан. Его слова — пар. Что ты на это скажешь?

Он остановился перед Термоядерным.

— Они ничего не узнают. А Росанов — малый здоровый. Об его морду можно поросят убивать.

Чикаев поморщился: не любил он таких выражений. Термоядерный продолжал:

— Пусть поработает на пониженной зарплате. У нас это могло бы обернуться куда как худо. — Он кашлянул в кулак и добавил: — Особенно для вас. И в такое время, когда мы начали делать что-то настоящее, когда нашли правильные пути к корректировке системы, когда произошло объединение цехов и появилась центральная диспетчерская… И из-за глупости одного старого хрыча все коту под хвост? Нет уж, извините! А будет ли морально поддаться сейчас и свернуть в сторону? Даже высоконравственный Прыгунов пошел на это дело. — Термоядерный понимал, что шефу нравится его горячность, и он сделал вид, будто завелся сверх всякой меры и режет напропалую правду-матку. Потом он заговорил о прекрасном будущем Базы.

— Скажи, отчего ты не ввел меня в курс дела? — перебил Чикаев.

— А чем меньше народу будет знать, тем лучше! — захохотал Термоядерный, но тут же осекся и продолжал ровным тоном: — Зачем вам лезть в это дело? Руководитель должен быть на Олимпе. Его появление в цехе — ЧП. Вот только я не предполагал, что вы догадаетесь. Тут и наш инженер не сразу сообразил, а ведь он, кроме техники, сейчас не интересуется ничем. И голова у него как ЭВМ. Сейчас, кроме техники, он ничего не знает. И это прекрасно. И это благодаря реорганизации.

Чикаев решил не раскрывать, каким образом догадался о причинах вынужденной.

— Ей-богу, не предполагал, — повторил Термоядерный, — даже, не обижайтесь, удивлен.

— Давай-ка все-таки подумаем о моральной стороне этого дела, — сказал Чикаев, присаживаясь рядом со своим замом. — У Росанова, понимаешь ли, довольно тяжелое материальное положение. Он работает еще и по совместительству не то дворником, не то слесарем… Ну, одним словом, надо сделать так, чтобы он не пострадал в денежном отношении. Я думаю, так будет справедливо. Как считаешь?

— И как это вы все знаете и помните?

Чикаев поморщился:

— Потому отправь-ка его на Север. Там коэффициенты, полевые и прочие надбавки. И пусть там торчит месяца четыре. Как считаешь?

— Есть ли у него допуск на поршневые самолеты?

Чикаев сделал вид, что вспоминает.

— Да, есть. На Ли-2 и Ил-14.

— Прекрасно. А потом дадим ему премию за отличную работу, а как вернется, поставим на место Петушенко — тот не умеет работать с людьми.

— Линев что-нибудь знает или пребывает в прекрасном неведении?

— В прекрасном.

— Что будем делать?

— Говорить ему об этом не стоит. Это знают три человека: вы, Прыгунов и я. Пожалуй, пока хватит. У вас есть возражения?

— Продолжайте.

— Вообще Линев хороший человек, был когда-то прекрасным техником, мог между делом и блоху подковать, но работа парторга нечто иное. Тут тоже необходим талант. У него, понимаете ли, ностальгия по гайкам. А что вышло из этой ностальгии? И в самое неподходящее время.

— Да, люди не гайки. Но ведь и мы где-то просчитались. Может, в людях просчитались? Я имею в виду реорганизацию. Но ведь у нас в основном добрые, хорошие люди…

— Хороший человек не профессия, — влез Термоядерный.

— …неплохие специалисты, — продолжал Чикаев, — и вообще грамотные люди. Могут поговорить с тобой хоть о Моцарте.

— Добрых людей в России много, — съехидничал Термоядерный, — аккуратных мало. А так называемая общая культура вряд ли нужна на аэродроме. Разговоры о плохо понимаемом Моцарте немногого стоят.

— А что слышно о Мамонте, этом «поджигателе» Базы?

— Я только что говорил с Филиппычем, — сказал Термоядерный. — Войтина сняли с летной работы на три месяца и послали в Тикси — менять мотор на Ил-14. Ирженина послали на поршневую технику. Летает не то на Ан-2, не то на Ли-2. Как мне объяснил Филиппыч, Мамонту самому невыгодно поднимать шум. Ведь выходит, что виноват и он. Ведь подготовка летного состава его дело.