Александр Старостин - Второй круг

— Я всегда думал, что ты не пропадешь.

— Да, просто так пропадать неохота.

— А здесь-то что делал? Ну когда я тебя видел?

— Между нами?

— Об чем речь!

— Авиация имеет большое народнохозяйственное значение, — заговорил Женя с самым серьезным видом, — самолеты летают в самые отдаленные точки нашей необъятной. Там, где раньше не ступала нога белого медведя, пролегли авиатрассы. На смену поршневой авиации приходит реактивная…

— Ты это что, лекцию решил мне закатить?

Женя виновато улыбнулся, развел руками и заговорил, понижая тон:

— Я просто отправляю кое-какие грузы кое-куда и получаю кое-какие грузы откуда-то.

— Ну а это не может заинтересовать милицию?

— Я никогда не иду вразрез с законом, — обиделся Женя. — Я ученый.

— А сейчас куда?

— Так. Командировочка.

— Куда, если не секрет?

— Какой там секрет. В Рио-де-Жанейро.

— Врешь!

Женя обиделся и полез в боковой карман за билетом.

— Да ладно. Извини. Верю. Просто нечаянно вырвалось.

В это время к приятелям подошел крупный, спортивного вида мужчина и вопросительно поглядел на Женю.

— На всякий случай подожди, — сказал Женя, — в машине посиди. Вдруг задержка вылета или еще что…

Женя подмигнул Росанову и потрепал его по плечу.

Когда товарищ отошел, он пояснил:

— Шофер. Между прочим, мастер спорта по дзюдо и боксу. Вот бы тебе с кем подраться. А-а? Хочешь? Или завязал со спортом?

— Давно завязал.

— А о нашем заводике вышла книга. Неужели не читал? Там есть и мой портрет.

— Некогда читать.

— А писал ее один хитроумный малый. Он написал, мы поставили свои подписи, а деньги ему на карман.

— Что за малый?

— Басов. Арсений Басов. Слышал?

— Сеня?

— Сеня.

— Арсбасов?

— Он самый! — обрадованно ответил Женя.

— Головастый?

— Как головастик!

Женя хлопнул Росанова по плечу.

— Ты не знаешь, где он живет? — спросил Росанов.

— Понятия не имею. Мне что-то твой вид не нравится. Наверное, идешь — галоши спадают.

— Спадают.

— Я вернусь через месяц. Заходи, потолкуем. Я, может, подыщу тебе работенку повеселее. Не могу видеть страданий ближнего.

Женя вытащил из бумажника глянцевитую визитную карточку и протянул ее Росанову.

— Ладно, Женя. Побегу. Дела.

— Дела — оно конечно. Итак, через месяц.

Росанов шел прочь и думал:

«Тоже прохвост. «Закружились бесы разны, будто листья в ноябре».

Карточку он выбросил в первую же подвернувшуюся урну.

К ангару его подбросили на водовозке. Он прошел через гулкий ангар, пересеченный пыльными лучами, мимо препарированных самолетов-инвалидов, мимо автомата с бесплатной шипучкой (Стоп! Стаканчик!) и направился к кабинету Чикаева. И пока шел, и ехал, и снова шел, все чувствовал некий ритм аэродрома. Казалось, звуки самолетов слышны через равные промежутки времени, и все вокруг крутится, гудит и пульсирует независимо от людей.

Преодолев сопротивление секретарши, Росанов проник в кабинет, заявив, что его ждут не дождутся. Чикаев для важности — так, по крайней мере, подумал Росанов — дочитал какую-то бумажку и поднял глаза.

— Здравствуйте, — сказал Росанов.

— Здра… Слу…

— Вы приказ, который подписали, читали? О вынужденной.

Чикаев засопел.

Росанов пришел в восторг от собственной храбрости:

— В этой комедии надо бы поменять действующих лиц. На себя я беру только то, что рядом со мной не было авиатехника. Вообще-то приказ надо переписать.

— Что такое? — Чикаев нахмурился. Впрочем, как истинно деловой человек он уже понял причину визита, но еще не разобрался в деталях.

У Росанова врожденный страх перед начальством перешел уже в какой-то особенный восторг: его несло как с горы по кочкам.

— Виновники этой вынужденной следующие товарищи, — заговорил он, глядя на Чикаева, — Строгов, Линев и в некотором роде начальник Базы. Помните, когда сливали масло? Вот тогда-то и был введен дефект. Строгов поставил клапан вверх ногами. Линев расписал карту, а вы присутствовали при этом и не пресекли нарушения.

— Садитесь, — сказал Чикаев, — прошу по порядку.

Росанов занял стул и повторил, понимая, что повторение нужно Чикаеву для обдумывания своих действий.

— У вас есть схема? — спросил Чикаев.

Росанов вытащил свою книжку с переснятыми схемами, нашел нужную и развернул ее перед шефом. Тот заложил пальцем нужное место, перепустил листки, одобрительно хмыкнул.

— Ну а я скорее выйду на улицу без штанов, чем выпущу самолет без масла, — сказал Росанов.

— Этот клапан?

— Так точно.

— Кому говорили?

— Никому.

— Ладно, — сказал Чикаев, — что-нибудь придумаем.

Когда дверь за Росановым закрылась, Чикаев дал волю своему гневу.

— Черт знает что! Куда глядел этот демагог Строгов? Неужели он ничего не знал про этот клапан? А Линев? Может, и он ничего не знал? И в такое время, когда ошибки нежелательны. Вот к чему привела Линева его ностальгия по самолетам! Мастер — золотые руки! «Золотая ручка».

Мелькнуло и тут же исчезло нелепое предположение: а вдруг он нарочно, чтоб насолить?

Дверь раскрылась, и на пороге возник Филиппыч.

— Здравствуйте, заходите, садитесь, — сказал Чикаев, — опять пришли за кого-нибудь просить? За кого на этот раз?

Старик проследовал через кабинет, сел в кресло и о чем-то задумался.

— Кофе? — предложил Чикаев.

— Спасибо. С вынужденной что-то нечисто, — сказал Филиппыч. — Росанов не мог выпустить самолет без масла. И Войтин не мог вылететь без масла. Не те это люди. Я знаю.

Чикаев насторожился. Филиппыч продолжал:

— Технически этого вопроса я не решу. Я в тонкости новой техники влезть не сумею. А душой чувствовать и понимать могу. Росанов не виноват. И Войтин.

— Что вы предлагаете? Отменить приказ?

— Тут вот какое дело. Этот Росанов работает на двух работах, и обе где не похалтуришь. Жена не работает, дочка постоянно болеет. Нелегко человеку. Но не то плохо, что нелегко. А то плохо, что он, проработав на машинках для стрижки газонов, приходит малость уставшим.

— Что предлагаете конкретно?

— Отправить его на Север. Там всякие надбавки — нолевые да широтные. Инженер он неплохой. Поршневую авиацию тоже знает. А машинки для стрижки газонов пусть ремонтируют другие.

— Хорошо, Филиппыч. У него есть допуски на поршня?

— На все, кроме, разумеется, вертолетов. Вертолетов он не знает. Нельзя забывать о людях, дорогой ты мой, наше общество духовное. И авиация — дело духовное. Как у нас начнется бездушие и негодяйство, нам конец. Думай о людях.

— Обо мне бы кто подумал, — вырвалось у Чикаева.

Он пожал протянутую Филиппычем руку и невесело ухмыльнулся. Когда тот вышел, нажал кнопку селектора и вызвал своего зама по общим вопросам. И тот незамедлительно явился. Правильнее скажем, ворвался, как вихрь, так как медленно ходить не умел. Однажды он с серьезнейшим видом, привлекая на помощь законы строительной механики и высшей математики, доказывал на бумажке, что человек задуман матерью-природой существом бегающим. И все беды человечества происходят оттого, что люди ходят. Кличка у него была, как уже где-то говорилось, Термоядерный.